Владимир Маяковский: тринадцатый апостол. Трагедия-буфф в шести действиях. Дмитрий Быков

от сырости осенней

                                  Дрожи я сдержать не мог,

                                  Вы упали на колени

                                  У моих красивых ног.

                                  Выстрел, дым, сверкнуло пламя,

                                  Ничего уже не жаль.

                                  Я лежал к дверям ногами —

                                  Элегантный, как рояль.

      Это он ранний. А вот он поздний:

                                  Работа нетяжелая,

                                  И мне присуждено

                                  Пить местное, дешевое

                                  Грузинское вино.

                                  Я пью его без устали,

                                  Стакан на свет гляжу,

                                  С матросами безусыми

                                  По городу брожу.

                                  С матросами безусыми

                                  Брожу я до утра

                                  За девочками с бусами

                                  Из чешского стекла.

                                  Матросам завтра вечером

                                  К Босфору отплывать,

                                  Они спешат, их четверо,

                                  Я пятый – мне плевать.

                                  Мне оставаться в городе,

                                  Где море и базар,

                                  Где девочки негордые

                                  Выходят на бульвар.

      Где здесь Маяковский?

      А это то, до чего он не дожил. Это тихое отчаяние, прекрасно спрятанное. Но это он: «Они спешат, их четверо, я пятый – мне плевать».

      Они продолжали его, и никто из них не выжил, потому что несовместимость с так называемой жизнью – главный его урок.

      Сегодня у него учеников нет.

      После жизни: 1930-е

      Юбилеи поэтических смертей отмечались с не меньшим, а то и с бо́льшим размахом, чем годовщины рождений – Пушкин-1937, Маяковский-1940, про Лермонтова-1941 что и говорить, какое «Бородино» гремело! Воздух пахнул смертью, она была всюду. Самое интересное, что вышло к смертельному юбилею Маяковского (не считая замечательных заметок Харджиева в сборнике «Материалы и исследования»), – книжка Виктора Шкловского, написанная, по авторскому свидетельству в инскрипте Сарнову, за десять дней. Там же Шкловский говорит: «Я люблю эту книгу. Она недоговорена».

      «Недоговорена» – слабо сказано.

      Имитировать Шкловского легко. Авторы неудачных книг о нем только этим и занимаются, а удачных пока не было.

      Ранний Шкловский писал короткими – одна-две фразы – абзацами, потому что, по собственной формуле, это «те мысли, которые