Учитель народа. Савонарола. Адольф Глазер

любопытно видеть человека, который думает о заговоре Пацци и стремится к своим книгам в то время, когда все мы собрались сюда с единственною целью повеселиться.

      – Вы кажется хотите, синьорина, заставить всех нас ревновать нашего доброго друга Джироламо! – воскликнул Ипполит Бентиволио, подходя к Ореоле. – Кончится тем, что все мы бросим наши шпаги и займемся книгами, чтобы заслужить ваше одобрение!

      Слова эти понравились тщеславной девушке, она ответила на них веселым смехом, к которому присоединились молодые люди, стоявшие вблизи и слышавшие весь предыдущий разговор.

      Между тем юноша, обративший на себя внимание красавицы скрылся в зелени дерев. Он шел медленно по уединенной тропинке, останавливаясь по временам, чтобы взглянуть на цветущие кусты роз и камелий. Его занимали серьезные думы, которые редко приходят в голову молодым людям его лет. Уважение, каким пользовался Джироламо Савонарола среди близких ему людей было вполне заслуженное, так как он был одарен не только глубокой чуткой натурой, но и редкими умственными способностями. Мировые события и общечеловеческие дела несравненно более интересовали его, нежели узкие личные интересы и его собственная особа. В течении нескольких дней он не переставал думал о кровавых событиях во Флоренции, о которых говорила не только Италия, но и вся Европа. В памяти его воскресла прошлая история «цветущего» города и бесконечная борьба гвельфов и гибеллинов. Обе партии всплыли вновь под названием «черных» и «белых»: в их борьбу втянут был и поэт Данте. В 1300 году он был одним из приоров, присвоивших себе титул «signoria», под властью гонфалоньеро. Поэт принадлежал к партии «белых» и во время одного переворота был навсегда изгнан из Флоренции; долго после этого странствовал он с места на место, пока не нашел убежища у Гвидо да Полента, властителя Равенны.

      Данте Алигьери

      Его гениальная поэма, названная им самим «Комедией», к которой впоследствии прибавлено название «Божественной», была чужда каких бы то ни было партий и изображала события современной жизни, под видом возмездия на том свете. Между тем для флорентийцев наступили тяжелые времена; они сначала признали над собой господство неаполитанского короля, затем так называемого принца Ахайского, пока Медичи мало-помалу не присвоили себе безграничную власть над городом.

      В молодой и впечатлительной душе Джироламо все более и более укреплялось убеждение, что условия, в каких находилась Флоренция и другие города Италии, не могут быть долее терпимы. Он видел, что везде был произвол единичных тиранов, которые эксплуатировали народ для своих целей и мало заботились об его благосостоянии. Пылкий патриотизм юноши еще более усиливал его жажду деятельности, но у него часто являлись сомнения относительно своих способностей. Он сознавал, что в наружности его не было ничего внушительного и, что провидение лишило его дара того красноречия, которое действует на массы. Сначала он хотел, по примеру отца своего, посвятить себя законоведению,