Моздокская крепость. Олег Викторович Попов

жизни русских еретиков прознало, наконец, командование Кизлярской крепости. Слух почти одновременно дошёл и до самой столицы губернии, до Астрахани!

      Всё это было не случайно, естественно… Возмущённые владельцы Малой Кабарды передали сигнал, кому надо, когда дерзкие русские раскольники умудрились отбить несколько атак горцев. Своими силами семейству Кургоко Кончокина прогнать поселенцев с захваченной земли не получилось.

      А в то время, в которое жил кабардинский князь, любое искажение религиозных канонов у православных христиан считалось серьёзным государственным преступлением. Еретики в Российской империи беспощадно преследовались и правительством, и церковью. Каждого выявленного и арестованного вероотступника, после дотошного разбирательства, ждало суровое наказание… И вообще – религиозный вопрос являлся одним из основополагающих для законопослушных подданных империи.

      Надо признать, что и действия князя Кургоко Кончокина, связанные с его внезапным желанием принять православие, не сразу нашли понимание у русских властей… С чего это вдруг целый владелец Малой Кабарды решил изменить вере предков и стал, с подозрительной настойчивостью, проситься в подданные у тогдашней государыни Елизаветы Петровны?

      Причём, письма свои он слал в Санкт-Петербург неоднократно… Начиная с конца пятидесятых годов 18 века.

      И просился у русской императрицы не только взять его со всеми слугами и фамильными землями под вечное покровительство… Но и немедленно привести себя с родственниками и челядью ко святому крещению!

      Это вызвало в Санкт-Петербурге, мягко говоря, некоторое удивление. И породило множество вопросов… Как у самой государыни Елизаветы Петровны, так и у Сената с представителями высшего православного духовенства.

      Хотя, надо отметить, кабардинский владелец Кургоко Кончокин и раньше нередко обращаться к русским за заступничеством и поддержкой в своих политических и повседневных делах. Так, например, сохранились официальные письма, где он сообщал с тревогой императрице, что жить ему сделалось, на родной адыгской земле, совсем невыносимо.

      С плохо скрываемыми горечью и гневом, князь информировал Елизавету Петровну о том, как пользуясь активной поддержкой турецкого султана и союзничая с крымским ханом, владельцы Большой Кабарды резко усилили набеги на его фамильные пастбища и селения.

      Кургоко Кончокин писал государыне: “Изпустя яд свой и, оказав злое намерение свое… нападками своими завсегда скот и имение наше грабят и от разорения подвластных наших не воздерживаются и жалобы не слушают”.

      А это были тревожные вести для Российской империи. С возможным падением дружественной Малой Кабарды (а дело, похоже, и шло к подобному финалу!), и дальнейшим присоединением её к владениям протурецких и промусульманских соплеменников Кургоко Кончокина, Санкт-Петербург не только терял союзника на стратегически важном Северном Кавказе… В 18 веке сторонников здесь у России и без того было