Вождь семейного племени. Людмила Колесникова

стыдно признаваться перед родителями в своей ошибке. Потом родилась я. И мама приказала себе терпеть в надежде, что стерпится-слюбится. Ведь хороших сторон у мужа больше, убеждала она себя. Но на гражданке жизнь с отцом вообще вошла в штопор. Супруги перестали понимать друг друга и постоянно ссорились. В местном отделе образования мама взяла направление на работу в далекую сельскую школу одного из райцентров.

      – Решила никому ничего не говорить. Забрать тебя и уехать куда глаза глядят, – делилась она со мной. – Но тут вдруг поняла, что беременна вторым ребенком.

      Родительская жизнь-испытание продолжилась еще 30 лет. Вплоть до внезапной смерти отца в 61 год…

      На улице у меня с малых лет была роль заводилы, негласного лидера. Я вечно что-то придумывала и предлагала. То ставила для родителей концерт местных детских талантов. То уводила малышню на железную дорогу, на линию, как у нас говорили, смотреть на поезда. А то выдумывала, что огород с картошкой соседки тети Лизы – джунгли.

      Однажды в августе мы ватагой прибежали туда и стали собирать со зреющих картофельных кустов зеленые шарики – такие появляются на месте цветов. Когда это дело надоело, кто-то предложил:

      – А давайте посмотрим, какая картошка выросла?

      Начали азартно подрывать кусты руками. Картофелины были маленькие, величиной со сливу.

      – А может, на тех кустах больше?

      Наше огородное вредительство остановил истошный крик соседки:

      – Ты погляди, что эти сорванцы удумали! Пол-огорода картошки мне перепахали! Ну, это я так не оставлю. Щас доложу вашим родителям. Пусть они вам всыпят по первое число!

      Нас сдуло с огорода как ветром и разбросало по домам. Сижу себе тихонько за книжкой и вдруг вижу – тетя Маня??? с кустом картошки в руках направляется к отцу. О чем они разговаривали, я не слышала. Помню только, что отец в сердцах крикнул:

      – Убью эту заводилу паршивку!

      Я пулей вылетела из дома. Описала круг по бабушкиному двору. И шмыгнула в узкое отверстие в большой поленнице, известное лишь мне одной. Там было тесно и пыльно, но надежно. Никто не найдет! Сколько времени я там просидела, не помню. Сначала вся дрожала от страха, представляя, что будет, если отец меня найдет. И… убьет. Чем? Пыталась представить это и холодела от ужаса. А потом, видимо, уснула. Проснулась от бабушкиного плача. И от того, что в моем укрытии стоит беспросветная тьма, о которой говорят: хоть глаз выколи.

      – Доченька, отзовись! Родненькая, где ты? – причитала бабушка, заглядывая во все углы сарая и двора и даже в уборную.

      Я бросилась ей навстречу:

      – Бабушка! Папа убьет меня! Мы у тети Лизы??? картошку подкопали…

      Те бабушкины счастливые объятия я помню всю жизнь. И то, как ночевала на жестком бабушкином сундуке. И как поздно ночью стучался отец, а я замирала от ужаса.

      – Она у меня заночует, – спокойно и твердо отвечала ему бабушка. – Иди охолонь. Утро вечера мудренее. Совсем запугал