Записки охотника. Иван Тургенев

только доказать вам…

      И г. Зверков, не докончив речи, отворотил голову и завернулся плотнее в свой плащ, мужественно подавляя невольное волнение.

      Читатель теперь, вероятно, понимает, почему я с участием посмотрел на Арину.

      – Давно ты замужем за мельником? – спросил я её наконец.

      – Два года.

      – Что ж, разве тебе барин позволил?

      – Меня откупили.

      – Кто?

      – Савелий Алексеевич.

      – Кто такой?

      – Муж мой. (Ермолай улыбнулся про себя.) А разве вам барин говорил обо мне? – прибавила Арина после небольшого молчанья.

      Я не знал, что отвечать на её вопрос. «Арина!» – закричал издали мельник. Она встала и ушла.

      – Хороший человек её муж? – спросил я Ермолая.

      – Ништо.

      – А дети у них есть?

      – Был один, да помер.

      – Что ж, она понравилась мельнику, что ли?.. Много ли он за неё дал выкупу?

      – А не знаю. Она грамоте разумеет; в их деле оно… того… хорошо бывает. Стало быть, понравилась.

      – А ты с ней давно знаком?

      – Давно. Я к её господам прежде хаживал. Их усадьба отселева недалече.

      – И Петрушку-лакея знаешь?

      – Петра Васильевича? Как же, знал.

      – Где он теперь?

      – А в солдаты поступил.

      Мы помолчали.

      – Что она, кажется, нездорова? – спросил я наконец Ермолая.

      – Какое здоровье!.. А завтра, чай, тяга хороша будет. Вам теперь соснуть не худо.

      Стадо диких уток со свистом промчалось над нами, и мы слышали, как оно спустилось на реку недалеко от нас. Уже совсем стемнело и начинало холодать; в роще звучно щёлкал соловей. Мы зарылись в сено и заснули.

      Малиновая вода

      В начале августа жары часто стоят нестерпимые. В это время, от двенадцати до трёх часов, самый решительный и сосредоточенный человек не в состоянии охотиться и самая преданная собака начинает «чистить охотнику шпоры», то есть идёт за ним шагом, болезненно прищурив глаза и преувеличенно высунув язык, а в ответ на укоризны своего господина униженно виляет хвостом и выражает смущение на лице, но вперёд не подвигается. Именно в такой день случилось мне быть на охоте. Долго противился я искушению прилечь где-нибудь в тени, хоть на мгновение; долго моя неутомимая собака продолжала рыскать по кустам, хотя сама, видимо, ничего не ожидала путного от своей лихорадочной деятельности. Удушливый зной принудил меня наконец подумать о сбережении последних наших сил и способностей. Кое-как дотащился я до речки Исты, уже знакомой моим снисходительным читателям, спустился с кручи и пошёл по жёлтому и сырому песку в направлении ключа, известного во всём околотке под названием «Малиновой воды». Ключ этот бьёт из расселины берега, превратившейся мало-помалу в небольшой, но глубокий овраг, и в двадцати шагах оттуда с весёлым и болтливым шумом впадает в реку. Дубовые кусты разрослись по скатам