Железная лея. Храм Диру. Елизавета Мордовина

была в шерстяном платье, на которое накинула шаль, а Карт был в плаще. Они уже успели немного привыкнуть к чудесам этого храма, но не к его красоте.

      Принцесса с Картом медленно шли по переходам и пещерам, и девушка размышляла о том, что ей уже давно стоило спросить у своего спутника. Она рассматривала барельефы и горельефы, что были на стенах, что позволяло идущим не чувствовать неловкости от молчания, которая неизбежно бы появилась, – им слишком многое нужно было друг другу сказать, но оба боялись начать разговор.

      Иона присмотрелась к рельефам, некоторые из них были выполнены из свет-камня столь прозрачного, что они казались стеклянными. Она остановилась у одного из них, стараясь разглядеть каждую деталь.

      Именно этот горельеф изображал работу гончарной мастерской храма. Иона насчитала тридцать человек, которые работали на гончарных кругах, и ещё десять, что расписывали уже готовые горшки. Тот храм был живым, дышащим, но в нынешнем не было никого, кроме жриц, живших в железных леях, и новоприбывших.

      Карт остановился, ожидая её. Чтец чувствовал, что с девушкой что-то происходит, но сказать что – не мог.

      Принцесса глубоко вздохнула, рассматривая красоту храма под землёй.

      – Что-то не так, Лея? – наконец решился спросить её мужчина.

      – Ничего. Просто задумалась кое о чём, – грустно произнесла принцесса.

      – О чём?

      – Ни о чём конкретном. Я подумала, что барельефы, изображающие жизнь в храме, вызывают у меня странное чувство тоски.

      – Понимаю, о чём ты. Сейчас храм тих и, можно сказать, мёртв, поэтому неудивительно, что контраст вызывает у нас подобные чувства, – словно озвучил мысли девушки Карт.

      – Наверное, вы правы.

      – Но мастера, что работали над храмом, были талантливы – так передать движение в камне не каждому под силу. Кажется, словно это настоящие люди, и как только мы отвернёмся, гончарные круги и люди действительно придут в движение. Удивительное мастерство.

      Девушка кивнула и провела рукой по одной из жриц, изображённой на стене. Фигура гончара начала светиться, переливаясь всеми цветами радуги. Лишь лицо и руки оставались нежного жёлтого цвета.

      Принцесса задумчиво спросила:

      – Интересно, почему один свет-камень светится лишь желтоватым светом, а другой изменяет цвета?

      Мужчина пожал плечами:

      – Не представляю. Свет-камень, что использован в Альхейре, почти не переливается, он просто прозрачен, как горный хрусталь, поэтому мне сложно даже предположить, от чего это зависит. Меня эта тема не интересовала.

      – До того, как я попала в этот храм, она меня тоже не интересовала.

      Снова воцарилось молчание, которое вновь прервал Карт:

      – Пойдём, Лея, иначе мы проведём, разглядывая рельефы и фрески на стенах, всё время, что отвели на занятие.

      – Конечно. Извините, – сказала Иона, убирая руку со стены.

      Вскоре они дошли до комнаты, в которой проходили уроки, и Иона наконец-то решилась заговорить о том, что её волновало.

      – Карт, я бы хотела поговорить