Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…». А. П. Люсый

бы продолжить эти наблюдения, уделив внимание историософским панорамам Боброва. Приведем пространный фрагмент сценарного свойства V песни поэмы, в которой говориться об исторических испытаниях полуострова и богоборческих сомнениях по этому поводу «отчаянного пустынника».

                          Беда шла выше гор; – то правда,

      И он – едва не пал в смерть вечну;

      Однак восставлен от паденья;

      Он примирился с вечной жизнью.

      Вот как! – когда вокруг сих гор

      Срацински копия блистали…

      ………………………………..

      «Так точно, … скоро я умру; …

      Нисходит, – ах! нисходит вечер

      Моих несчастных также дней,

      В который свет очей погаснет. —

      Увы! – когда ж сей сумрак будет,

      И дни мои навек покроет? —

      Покроет он, – а что потом? —

      Уснуть, – и вечно не восстать? —

      Но ах! – какая ж пустота,

      Где я в безвестности исчезну

      От ковов зависти лукавой,

      От смертоносных всех наветов,

      От своенравий наглой силы,

      И все дремоты жизни слезной, —

      Печаль, – заботу, – нужду, – жажду

      В ничтожном мраке погружу? —

      Картина мрачна, – но любезна? —

      Почто же медлит меч Срацин?» —

      В следующей, VI-й песне масштабно представлено действо грозы над Крымскими горами, грозный глас которой – ничто сравнительно со «всеми звуками меди в дольнем мире». Продолжаются рассуждения о масштабах божественных жертв в ходе наказания отдельных преступников мысли (подробно описана гибель Г. Рихмана во время экспериментов с электричеством и сожаления М.В. Ломоносова по этому поводу).

      Ранее, на основе установленных исследователями многочисленных творческих заимствований строк «Тавриды» А. Пушкиным, нами было сделано предположение, что многократное бобровское «ужель»-сомнение, подготовило ужо-угрозу пушкинского «Медного всадника», с тем отличием, что восстание духа Петра I против самоуничтожения «бессмертной самобытности» и «небопарной сущности» носит не гибельный, а воспитательный характер.

      Кинематографическое подтверждение данной гипотезы стало бы возможным при использовании метода «наплыва», которому уделяет большое внимание К. Метц в книге «Воображаемое означающее». «В случае наплыва, который представляет собой наложение двух объектов, приближающееся по своему характеру к последовательности, так как один образ в конечном счете замещает другой, первичное тождество двух мотивов в меньшей степени является сгущением и в большей смещением. Но эти две фигуры имеют общим и то, что они в определенной мере используют перенос психической нагрузки с одного объекта на другой (устремляясь в направлении, противоположном любой дневной логике) и что в них в общих чертах или в остаточной форме может прочитываться предрасположенность первичного процесса устранить саму двойственность