Карельская сага. Роман о настоящей жизни. Антон Тарасов

видели в обществе студенток педагогического института, часто пьяного. Наутро после таких прогулок у Гаврика болела голова, и он тряс карманы с еще большим озлоблением. Под горячую руку ему попался и Кирилл, лишившись денег, отложенных на мороженое и на бумагу для черчения. После этого случая Кирилл сдружился с Юрой, тихим парнем из детдома, которого Гаврик опускал с завидной регулярностью. Пожаловаться Юре было некому. Постепенно вокруг него объединилась группа ребят, собиравшихся проучить Гаврика и устроить ему темную.

      Но разбираться с Гавриком не потребовалось, это сделал кто-то другой. Гаврика нашли с перерезанным горлом на Рига-чина, у забора хлебозавода. Некоторые говорили, что Гаврика замочили знакомые девок, с которыми он путался, некоторые были уверены, что Гаврик приторговывал наркотиками и обманул своего поставщика. Преподаватели в училище не очень-то и сожалели о случившемся. Видимо, у них тоже давно назревало недовольство: Гаврик любую просьбу игнорировал, а на замечание, даже безобидное, рассыпался угрозами. В журнале напротив его фамилии стояли двойки и пропуски, но, несмотря на это, в конце под страхом проверок то ли из Собеса, то ли из РОНО приходилось выводить тройку.

      Кирилл любил ходить в кино. После десяти с лишним лет деревенской жизни в доме без электричества и, само собой, без телевизора дрожащая картинка видеосалона казалась ему верхом совершенства. В кино шли скучные фильмы, в зале сидели одни пенсионеры, рассматривавшие экран через толстые очки. Они ерзали на скрипучих пыльных стульях и покашливали в самые интересные моменты фильма. В видеосалоне всё было по-другому: и фильмы, и публика. Кирилл смотрел всё запоем. Боевики с Брюсом Ли, «Унесенные ветром», комедии. Они были дублированы гнусавым мужским голосом. Захлебываясь слюной, он плохо проговаривал некоторые слова.

      «Прищепкой нос затыкает, боится, что по голосу вычислят, чем он занимается, с работы попрут, хотя кто теперь держится за работу, у нас рыночная экономика, свобода», – по обыкновению сетовал хозяин салона, перематывая кассету на видеомагнитофоне.

      Сдав первую сессию, Кирилл вздохнул с облегчением и уехал на каникулы в деревню, в дом на озере, к маме с Алексеичем. Лена с утра до вечера пропадала на работе, как могла крутилась в цехе. Ударили морозы. Кирилл скучал: в сильный мороз в деревне делать было нечего, все сидели по домам и старались без надобности никуда не выходить. В те дни, когда Алексеич был свободен, они ходили на зимнюю рыбалку. Лед на втором озере потрескивал. Алексеич сверлил две лунки, убирал из них лед. Они с Кириллом садились друг напротив друга с самодельными зимними удочками и терпеливо ждали поклевок.

      – Помнишь, как там, за болотом, в тебя дядя Матвей стрелял? – спросил Кирилл.

      – Помню, чего ж не помнить, – вздохнул Алексеич. – Тогда Матвей сорвался, сейчас совсем тихий ходит. Жена, дети, тут уже не побуянишь, брат. А ты, смотри, учись, головой думай, чтобы не стать таким, каким был Матвей. И вроде не глупый он был, а творил неизвестно чего, сам не понимал, когда