Царь Дмитрий. Московская история. Жан Нэ де Ля Рошель

и обворожительна, она нисколько не затронула мое сердце, я оказываю ей знаки внимания только по воле моего отца, уверенного в том, что лишь союз с Борисом может положить конец распрям, с давних пор разделяющим Швецию и Московию. Но ваши интересы дороже мне соображений боязливой политики. Царевна питает к вам чувства, от которых ничто не заставит ее отказаться, ваши достоинства привлекают ее, признательность к вам переросла в любовь. Воспользуйтесь милостью судьбы: ваши добродетели очаровали Бориса, царевича Федора народ ненавидит, вы можете, ответив на любовь царевны и направляя разум ее отца, в один прекрасный день стать государем Московии. Подумайте еще раз, воспользуйтесь представившейся возможностью, будьте осторожны: если вы сейчас упустите ее, другого раза может не быть».

      Гришка прекрасно видел, как относится к нему царевна, и понимал, что, ответив на ее чувства, он смог бы взойти на трон предков, но благородство не позволяло ему через какие-либо соглашения с врагом получать то, что принадлежало ему по рождению и что его храбрость позволяла ему отвоевать.

      «Сударь, – ответил он принцу, – невозможно еще более ценить вашу доброту, но я не могу ею воспользоваться. Очарование царевны ничуть не задело мое сердце, ничто не может заставить меня изображать чувства, которых я не испытываю».

      Этот ответ вызвал у принца еще большее удивление. Он понимал, что Гришка явно благородного происхождения, но он не мог себе представить достаточно веских причин для отказа от того, о чем могли лишь безнадежно грезить знатнейшие принцы. Он не удержался и поделиться с Гришкой своими мыслями.

      Гришка считал, что еще не время обнаруживать свое происхождение. Он ответил, что тайные соображения, которые он не в силах раскрыть, полностью отчуждали его от царевны. Он находил ее достойной любви, но мог лишь ее ненавидеть.

      Густав предпринял еще несколько попыток преодолеть отвращение, казавшееся ему несправедливым и необоснованным, но видя, что сердце Гришки неприступно, он попрощался и ушел.

      Тем временем князь Шуйский испытывал к царевне такую страсть, что не в силах был далее держать ее в себе. Прежде ему удавалось скрывать ее под маской совершенной преданности, лишь глаза порой выдавали его, но эти красноречивые взгляды не были замечены. Царевна видела в нем лишь друга и относились к нему исключительно ласково, поверяла ему свои самые сокровенные мысли. Он мог видеть ее почти в любое время, и эта свобода лишь позволяла ему открывать для себя все новые прелести, еще больше распалявшие его страсть и усиливавшие боль, ибо он не мог даже надеяться на то, чтобы заполучить ее. Он чувствовал себя еще более несчастным оттого, что она была исключительно добра к нему, но это доброта была продиктована чувствами совсем иного свойства. Ему приходилось постоянно подавлять свою страсть, и при этом у него даже не было возможности кому-либо пожаловаться – высшее несчастье всегда скрывать свое горе! Печаль и вялость, которые он с некоторых пор заметил