Ветка зацепки. Прозопоэзы. Анатолий Смирнов

глядя с небес:

      «И вы-то считали меня

      бездельником…»

      Лежит мысль поперёк дороги,

      ждёт.

1995

      ОПЕРАЦИЯ

      Я разрезаю сердце пополам,

      не бычье, не свиное,

      а своё:

      в одной половине ты,

      в другой всё остальное,

      что светит, дует, щебечет, летит.

      Первую половину

      я заверну в тряпку

      и выброшу в мусорный контейнер —

      пусть гниёт на городской свалке,

      если тебе не нужна.

      А со второй буду жить,

      радуясь в пол-сердца,

      печалясь в пол-сердца,

      негодуя в пол-сердца,

      любя в пол-сердца.

      Так и доживу в пол-сердца,

      чтоб в пол-сердца умереть.

1997

      «Так жёлтой кисточкой…»

      Так жёлтой кисточкой

      наносят акварель

      на белый влажный лист,

      чтоб стал он золотым

      над тёмными полосками стволов

      и помнил нынешнюю осень,

      пока от старости

      не обратится в прах.

      Любимая,

      но если ты – художник,

      то кто же я?

      Неужто просто ватман?

      Нет, я – хранитель, зритель и наглец,

      накинувший критическую тогу,

      чтоб алгеброй гармонию поверить.

      А кисть твоя —

      моё живое сердце!

2000

      «Зачем дарить цветы…»

      Зачем дарить цветы,

      чтобы они увяли

      и, тронутые запахом души,

      отправились в мусоропровод,

      в отбросы осыпая лепестки?

      Любовь,

      лежащая на яблочных огрызках,

      на косточках куриных и говяжьих,

      на кислой недоеденной капусте,

      меня пугает.

      Твои цветы осыплются на землю,

      на чистую,

      промытую дождём!

2000

      СЕНТЯБРЬ

      На чёрном листе вселенной

      пишет Бог

      белым карандашом…

      И свет осенний,

      в тысячах паутин запутавший воздух,─

      он только предболье голого поля,

      где колос вдавлен в суглинок

      подкованным каблуком.

      Вы хотите путей окольных

      мимо болот жизни,

      вы просите мыслей колокольных…

      А гадюка дремлет ремнем

      на талии проселка.

      О если бы у неё

      были крылья!..

      Бог белым карандашом

      пишет

      на чёрном листе вселенной…

      Шоссе свернулись кольцами

      вокруг кормильца-города,

      чьи глаза беспричинно лживы,

      и сам он внутри с копейку.

      Канатоходец совести

      падает на асфальт с рекламного баннера,

      натянутого над проспектом.

      И белый лист бумаги,

      грустящий о чёрной краске,

      несется вдоль улиц-ущелий,

      не видя пути и цели:

      «О, Родина, ты ─ не мать и даже не мачеха ─

      полосатая