Кукум. Мишель Жан

сказала она и улыбнулась. – Кто научил тебя целиться как настоящая инну?

      Птицы истекали кровью, и по воде озера поплыли багровые пятна. Кристина положила добычу в сумку, вынула из кармана юбки трубку, набила ее, потом раскурила.

      – Попробуй, хочешь?

      Я вдохнула дым. Он заполнил все мои легкие, и я задохнулась. Плюнув на землю, я страшно закашлялась. Кристина расхохоталась – тоненьким, почти детским смехом.

      В Сен-Приме курили исключительно мужчины. После ужина дядюшка всегда набивал трубку и спокойно усаживался в гостиной. Я никогда не видела, чтобы моя тетенька притрагивалась к табаку, и мне самой даже в голову такое прийти не могло.

      – Ты все-таки еще не настоящая инну, Анда.

      Она хотела было забрать у меня трубку, но я решила попробовать снова и затянулась. Когда рот наполнился вкусом табака, у меня выступили слезы. Я выпустила белое облачко дыма, и вернула трубку Кристине, которая ответила мне понимающим взглядом. На обратном пути я изо всех сил сдерживала рвоту.

      В тот вечер я легла спать без Томаса. Где он был? Кого убил? Нашлось ли мне место в его мыслях – так же, как он ни на миг не покидал моих? Я так на это надеялась.

      Силки

      Мария и Кристина перекидывались фразами на своем языке инну-эймун, а мне едва удавалось понять хотя бы обрывки их разговоров. Слова так и роились в сознании, у меня складывалось впечатление, что девушки все время повторяют одно и то же, менялся только темп их речей. И все-таки мне нравился убаюкивающий, певучий ритм этого языка, который так трудно давался мне.

      – Пока Мария пойдет немножко поохотиться, мы расставим силки.

      Я выразила согласие кивком. Что думала Кристина о юной белокурой мечтательнице, разглядывавшей ее так пристально? Я не знала. Но никогда не читала в ее взгляде осуждения. Потрескивал огонь. Ветер раскачивал верхушки деревьев. Я покрепче натянула на голову берет, закуталась до плеч в одеяло, сжала руками чашку, чтобы сохранить побольше тепла, подышала ароматом напитка. Издалека доносился гомон большой стаи казарок. Скоро зима придет на Опасные перевалы.

      Еще несколько недель – и снег плотной пеленой покроет Перибонку, все вокруг будет сковано лютым морозом. Кристина понимала, что я не представляю, что меня ждет, но ей хватило деликатности ничего мне не говорить. Я должна буду всему научиться сама.

      Мы пустились в путь – на север, до устья небольшой речушки, которая текла в долине, со всех сторон опоясанной высокими горами с побелевшими вершинами. Кристина вынула силок. Она растянула его и вскарабкалась на скалы. Вытянула руку, чтобы зацепить одним концом за мох, потом установила другой конец немного подальше, но тоже на густом ковре лишайников.

      Мы возвращались лесом, шагая вдоль речки. Заходящее солнце понемногу зажигало небо, и Нитассинан наполнялся свежей ночной прохладой, пропитывавшей воздух запахами земли. Я всегда любила этот миг, когда свет и тьма словно становятся на «ты» – так близки друг другу, что время будто застывает.

      Мы