Мистификация дю грабли. Сергей Суров

Ну, шо ещё там надобно в таких случаях? – предложил Владимир, не скрывая своих сомнений.

      Путята кивнул, развернул лошадь и пустился вскачь по гулким мостовым. Беседа с главным советником епископа удалась не очень:

      – Это точно сестра базилевса? – спрашивал Путята, ввернув под дых советнику своим пудовым кулаком. Советник с выпученными глазами от боли согласно кивал.

      – А можа не она это? Ведь дочка у него есть… – говорил Путята, ударив советника с другой руки под дых. – Можа дочка? – советник, побагровев от удушья, так же согласно покивал.

      Путята вернулся к Владимиру с удрученным видом и пожал плечами:

      – Тут без медовухи не разобрать. У них это слово то ли дочь, то ли сестра… Смотря кому сестра. Принцесса вообще. У них все: и эти, и те – принцессы. Всё так у греков запутанно…

      – Ладно, по виду размыслим… – нахмурился Владимир.

      Анну явили Владимиру как безупречный образец принцессы-девственницы. Правда, у автора есть свои представления об этикете Византийской империи, с которыми грех не познакомить читателя. Автор не сплетник. Это – этикет. Дело священное для чести и культуры любой монархии. Его сызмальства вбивают в головы элиты любой страны.

      Вскоре на причал спустили носилки с балдахином. Рабы-носильщики большим числом под свист кнутов разом подняли их и заплетающимися ногами понесли навстречу князю и его свите. Почему-то Владимир как-то сразу обратил внимание на полуголых мускулистых рабов-носильщиков, с трудом волочивших ноги под тяжестью носилок, на которых восседала Анна. Повязки с трудом скрывали мужские достоинства рабов. У некоторых они время от времени вываливались из повязок. И приходилось несчастному как-то изворачиваться, чтобы запихнуть всё обратно под повязку. Анна выглядела свежо и прекрасно. От неё волнами исходили благоухания, Владимир заводил ноздрями и, несколько раз не удержавшись, громко чихнул.

      – А че эт они еле ноги передвигают? – нахмурившись и вытирая нос рукавом, обратился к Добрыне Владимир.

      Добрыня перевел своими бровями вопрос князя толмачу.

      – Морская болезнь, княже, – пискляво ответил толмач, став поближе к князю.

      – Чё? – как можно грозней сверкнул очами князь.

      – Укачало, княже, на море качка же, а они столько дней в пути, – быстро закивал толмач, которого за задницу незаметно для других, но сильно схватил рукой советник епископа.

      – Да? – задумался Владимир, пристально наблюдая за процессией.

      Эх, княже, княже, сказано же: этик-е-ет… Вот по вечерам, чтобы волны случайно не смыли принцессу за борт, возлегала принцесса на животике (раздетой, чтобы не пачкать об раба свою одежду), а очередной раб вводил в неё свое достоинство сзади по это самое… удерживая её отпадения за борт. (Разумно, разумно и надёжно, учитывая несовершенство кораблестроения в те времена). И так, сменяя друг друга, они до утра оберегали её от несчастного случая. Иногда она переворачивалась на спину, и бедному (которому по счёту?)