Огонь наших сердец. Наталия Романова

немного вниз. Красные пятна на нереально бледном лице, припухшие от слёз губы, глаза… выразительное, как… как… Пашка понятия не имел, как что, но проваливался в этот взгляд со скоростью олимпийского чемпиона по санному спорту – вокруг так же неслись границы, рамки, за которые он не должен перелететь.

      И которые смелись от одного-единственного поцелуя. Одного. Всего лишь единственного. Несмелого, обрушившегося на него лавиной чувств такой силы, что противиться не мог и не собирался.

      Марина сама прикоснулась к его губам. Осторожно, словно пробу снимала. Он же в ответ смёл её губы в жадном поцелуе, ворвался во влажный рот, всё ещё прохладный от воды, почувствовал, как прикусывает сладкие губы, впивается в них, скользит языком по её языку, вынуждает ответить, пойти навстречу его безудержному желанию, похоти.

      Он поднимал рубашку Марины одной рукой, сминая ткань. Второй с осторожностью сжал грудь – небольшую и упругую, чувствуя ладонью острый сосок. Не выдержал, скользнул проворными пальцами к пуговицам, ловко расправился с ними. Стянул рубашку с плеч, отбросил в нетерпении в сторону.

      В глазах отчаянно потемнело, руки затряслись, кровь рванула с пущей силой, разнося по телу адреналин, всё ещё бушующий, рвущийся наружу тестостерон, требующий взять своё, вжаться, ворваться, получить.

      Руки сами жадно обхватили тонкую талию, рванули на себя, впечатали в тело в тело. Марина судорожно дышала, хваталась за футболку Паши, тянула наверх, пытаясь стащить как можно быстрее. Пришлось отстраниться на секунду, снять ткань, отбросить в сторону, как ненужную, раздражающую ветошь.

      Сноски

      1

      Дропзона – место, аэродром или иная подходящая площадка, где выполняются прыжки с парашютом.