Окоянов. Книга 1. Дмитрий Епишин

в полную силу. Язвы на ногах Аникин в расчет не принимал, полагая, что они затянутся сами, был бы харч хороший. Старый врач нанес удар по его надеждам.

      Тишина уходящих за горизонты зеленых холмов и рощиц обволакивала душу покоем, и постепенно мысли приобретали медленный и умиротворенный ход. Что ж, сколько отпущено, столько и отпущено. Нельзя поддаваться тоске. Сыну Семке только десять лет, парнишка серьезный – справный хозяин вырастет. Но подмогнуть ему надо, задел создать, какой получится. Да у жены уж и второй в утробе шевелится, его еще на ноги ставить. Так что лет десять как край, надо тянуть, а там – что Господь подаст.

      Снова кольнула душу Федора заноза. Близок локоть, да не укусишь. Двенадцать лет назад он, деревенская голытьба, увел из зажиточного дома крестьянина Силина его дочь Марию, будущую любимую свою жену Машеньку. Венчались они в чужом селе Неверове, и свадьба их была такой бедной, что больно вспомнить. Машенькин отец от нее отказался и никогда ей больше ничем не помогал, хотя жили они на одном порядке.

      Аникину приходилось туго. Когда при Столыпине стали уговаривать брать отруба, чуть было Федор не соблазнился. Но Маша поостерегла его и правильно сделала. Через пару лет из пяти «столыпинских» хозяйств в Сонинке осталось только одно. Остальные красный петух склевал до основания. Говорят, хозяева плохо держали слово и норовили обсчитать в конце подряда своих батраков. Бывало даже, что выгоняли без копейки. Но жгли и без причины. Из зависти.

      Не взял отруба и его тестюшка-хитрован. Ему и без того хватало. А в прошлом году, как рассказала Маша, он порядком поднажился на голоде.

      Когда в Сонинку потянулись первые горожане менять одежду на продукты, Силин проявил недюжинную смекалку. Он бросил в телегу мешок муки и отправился в Окоянов к полоумной купеческой вдове Чикиной, которая доживала век с сестрой во флигеле их конфискованного особняка. Сам Чикин был расстрелян матросами как «контра без надежды на исправление». Домой Силин вернулся без муки, но с тюком невиданно богатых по сонинским понятиям вещей. Две недели он выменивал на зерно хромовые сапожки и туфельки, суконные сюртуки, меховые шубейки, платья из тонких материй, шелковое женское белье, чулки и другие дорогие вещи.

      Когда товар закончился, Силин выкопал в коровнике яму и спрятал в ней пудов пятьдесят зерна на черный день. Теперь можно было спокойно распивать чаи и ходить в гости к соседям, которые зауважали его еще больше.

      Своей совестью трудового человека Федор понимал, что разевает рот на чужое добро. Но мысль о том, что паразит-тесть заставляет голодать родную дочь и внука, подхлестывала чувство злости. Ему нужна была лошадь. Машин отец мог бы выделить ему в долг пудов двадцать зерна для покупки савраски. Ведь не ради себя, ради его кровной родни бьется Федор как рыба об лед. Но сам он в этот дом с протянутой рукой никогда не пойдет. И Машу не пошлет. Хоть виделась Машенька потихоньку со своей матушкой Глафирой, забитой бабой и полной старухой в пятьдесят лет, толку от этого не было