Карта мира. Екатерина Авилова

у меня невольно сжалось сердце. Однако мне не дали побыть наедине со своими мыслями. Тучная Фарвина цепко схватила меня за руку и повела с собой, приговаривая под нос:

      – Пойдем со мной, моя дорогая. Фарвина позаботиться о тебе. От этих мужиков чего доброго не жди. Небось, голодная. Сам не ел, хоть бы о девушке позаботился. А наряд-то, какой ужасный! Разве леди подобает так ходить?! Срам какой! И почему ты вся мокрая? Неужели на улице дождь?! А я и не заметила…

      Толстушка продолжала вести беседу сама с собой, а я, тем временем, вспомнила, зачем сюда пришла. Резко развернувшись, чем удивила Фарвину, я окликнула графа:

      – Я должна попасть домой!

      Казалось, он расстроился от моих слов, но твердо сказал:

      – Не беспокойтесь, Евгения. Вы попадете домой, но несколько позже. Для начала вам нужно привести себя в порядок и поесть. Или вы хотите вернуться в таком виде? – и он сделал многозначительный жест относительно моей одежды. Получив отрицательный кивок на свой вопрос, граф продолжил. – Вот и отлично. Вы занимайтесь собой, отдыхайте, а я постараюсь что-нибудь придумать по поводу вашего отъезда, – и, почтенно поклонившись дамам, направился в другую сторону зала, где тоже был выход.

      Фарвина еще секунду смотрела ему вслед, а потом, снова цепко схватив меня за руку, (будто я могла убежать), повела к выходу.

      Мы спустились по небольшой, но шикарной лестнице со светлыми мраморными ступеньками и позолоченными перилами на один этаж и завернули в не менее красивый, хотя и узкий коридор.

      Коридор был длинным и заканчивался небольшим узким окошком. В нем было довольно темно, лишь изредка на его стенах появлялись горящие факелы, от света которых уходили причудливые тени. На нашем пути также встречались портреты важных особ в смешных шляпах, похожих на береты, и красивые позолоченные стулья, с мягким сиденьем и резной спинкой. Последние я бы вообще не стала ставить в этом коридоре, ибо он был настолько узок, что когда эти самые стулья попадались на пути (а это было не менее трех раз), то нам, чтобы пройти, приходилось прижиматься к стене.

      Мы дошли до конца коридора, и Фарвина, достав откуда-то из-за закромов своего платья большой железный ключ, открыла тяжелую дубовую дверь справа.

      – Проходи, моя дорогая, располагайся, – сказала она.

      Комната оказалась маленькой, но – по сравнению с мрачным коридором – довольно светлой. Этому способствовали два больших окна и множество свечей, подвешенных на стенах и круглой люстре. Вся комната была отделана в розовых тонах. Шторы были матово-лиловыми и казались довольно тяжелыми. Сбоку они были перевязаны бордовой лентой. Широкая двуспальная кровать стояла посередине, опираясь изголовьем на левую стену комнаты. На ней лежало розовое пуховое покрывало. Слева от кровати стоял большой комод с четырьмя выдвижными шкафчиками. На комоде красовался резной позолоченный подсвечник. Напротив кровати висело огромное зеркало, вставленное в украшенную резной лепниной рамку из дерева. Вся мебель была сделана