Шут из Бергхейма. Слуги Эммануила. Юрий Погуляй

Девочка она замечательная, но если хотите вывести Егорку из себя – устройте женскую обиду на пустом месте.

      Это сдёргивает любое очарование.

      – Вперёд, Лолушко! Его величество ждёт! – Тристан, обрадованный тем, что больше не нужно делить дорогу с Лигой, пришпорил коня. Я дёрнул за поводья, подгоняя своего, и жеребец сорвался с места, поднимая копытами пыль. Меня разбирало хорошее предчувствие. Ибо за сутки пути – четыре новых соратника. Обороты растут! Доберусь до столицы и обращу их всех в свою веру!

      Чем ближе к Полуденному мы подъезжали, тем больше признаков близкой беды находилось. Люди останавливались, провожая встревоженными взглядами двух несущихся всадников. Один раз нам наперерез бросился бледный мужичок с жидкой шевелюрой.

      – Уния рядом? – хрипло крикнул он.

      Тристан молча промчался мимо, проигнорировав невротика.

      – Нет, – ответил я. Пусть даже и неправ, и где-то из северных лесов на долину смотрели залитые кровью глаза берсерков, но тот, кто страдал тревожными расстройствами, понимает, до чего можно накрутить себя домыслами.

      Пусть даже это и программа, но психи всего мира – они… Не то чтобы должны держаться друг друга, но понимать – обязаны.

      Ворота города были открыты. В них торчала повозка, которую досматривали стражники. Дородные детины в шапелях и с алебардами. Завидев Тристана, они посторонились, пропуская рыцаря. Воин, объезжая телегу, смерил её владельца презрительным взглядом.

      Я с извиняющимся видом протиснулся следом.

      Главная улица Полуденного была вымощена камнем. Дома теснились друг к другу, многие ставни распахнуты. На первом этаже лавки, магазинчики, уголки ремесленников. Выше сушащееся бельё, скучающие старики или женщины. Повсюду черепичные крыши. Ну, не Прага, конечно, но близко. Откуда-то слышалась весёлая мелодия. Летел смех. Детишки с палками носились друг за другом. Вот правильный компьютерный город. Без этой вашей реалистичности. Уют и красота.

      Мы проехали несколько больших позолоченных солнечных часов. Свернули на узкую улочку. Копыта зацокали по булыжникам. Здесь мир уже изменился. Дома темнее, угрюмее, сточные канавы с омерзительным запахом. Люди, иногда встречающиеся по пути, прятали лица, кутались в лохмотья. Воняло мочой, отбросами. В узком закутке молча мутузили друг друга два пьяных мужика. Божечки-кошечки, такое нельзя показывать туристам! Нарядный Полуденный уже казался клоакой. Это как с Невского проспекта в Петербурге свернуть в какой-нибудь двор. Отменяю замечание о реалистичности.

      Находиться тут не хотелось.

      – Так быстрее, – ответил на мой немой вопрос Тристан.

      Дорога забирала вверх, иногда приходилось пригибаться, чтобы не зацепить чужое бельё. За одним из поворотов мы выехали на группу личностей сомнительного вида. В угрюмом дворе-колодце даже неба не было видно – между домами перекинуты балки с настилом. Пахло куриным помётом и, по-моему, но ещё и капало сверху.

      Где-то надсадно кашлял старик.

      – Потерялся, бла-а-ага-а-ародный? –