Вероятно, дьявол. Софья Асташова

Сатанеет. Звереет. Ненавидит.

      – Если ты не знаешь, чего хочешь, значит, не хочешь быть со мной.

      – Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Как банально, но большего я от тебя и не ожидал. Если хочешь, чтобы тебя кто-то трахнул, выйди на дорогу, останови тачку, там какой-нибудь пацанчик тебя трахнет.

      А он не для этого. Он – бог секса. Самый изощрённый, самый что ни на есть опытный, самый трепетный и самый требовательный – самый лучший. Ну а ты кто? Ты никто, серая мышь. Замухрышка.

      – Соня, ну чего ты такая замухрышка?

      Самым настоящим счастьем было слышать, как он называет меня по имени. Но это не тот случай, когда можно, вздохнув как старый верблюд, отмолчаться. Нужно отвечать, и хорошо бы иметь ответ наготове, но в этот раз я и рта открыть не успела.

      – А может, она лесбиянка? – спросил любимый ученик и помощник Профессора – Боря, а для нас – Борис Дмитриевич. Он мог говорить и делать всё, что вздумается.

      Я улыбалась. Вот-вот начнётся веселье – разговор двух неотразимых мужчин. Мне можно просто молчать. Профессор заинтересованно развернулся к молодому коллеге, закинув руку на спинку дивана, и с удовольствием растянул улыбку:

      – Да нет, не лесбиянка.

      Борис в свойственной ему манере выпендриваться, как пятилетний Моцарт, боролся до конца:

      – А ты откуда знаешь?

      Он был единственным среди нас, кто мог позволить себе с досадой в голосе обращаться к Профессору на «ты».

      – А тебе всё скажи! – Мастер потянулся к холодному пиву, а я едва не рассмеялась от облегчения.

      Пока они беседовали, тихая официантка с лжевьетнамским лицом поставила на стол три бокала пива по акции – три по цене двух. Угадайте, кто берёт два? Ему весело. Он прекрасен. Лысый довольный божок.

      Вы бы обиделись? Я почему-то обижалась только на Борю. Лесбиянкой я не была, а вот замухрышкой – вполне. На курсе по зарубежной литературе мы проходили «Божественную комедию» Данте. Профессор предложил написать сочинение на тему «Любовь Данте к Беатриче Портинари».

      – Представьте женщину, похожую на Беатриче, сейчас, в наше время? Как она выглядит?

      Я представила – ни больше ни меньше – себя и написала: «Она была хороша удивительной старинной красотой – такие лица встречаются на иконах и картинах старых мастеров. Только поэту дано постичь её красоту:

      Надмение и гнев пред нею тает.

      О донны, кто её не восхвалит?»[3]

      Я была посредственностью с амбициями провинциалки, пока не встретила бога секса, пока он не открыл мне глаза на борьбу периферии и центра.

      – Ты не секси. Значит – замухрышка.

      На втором уроке мы выучили – девушки делятся на секси, замухрышек и лесбиянок.

      После семинаров по средам мы ходили во вьетнамское кафе. Не помню, как оно называлось. Просто «Вьетнам». Я дала название месту, которое хотела присвоить. «Вьетнам» был только моим, с мятно-зелёными стенами и туалетом, спрятанным за пёстрой шторкой. А за окном всегда рано темнело. Я не смотрела в окно, просто знала, что там темно. Как говорил Мастер: «Уют – это всегда усилие». Под тёплым светом

3

«В своих очах Любовь она хранит…» – Д. Алигьери. Перевод А. Эфроса, М. Лозинского.