Демы. Хони Эхека

принялся бинтовать рану, методично оборачивая бинт слой за слоем вокруг предплечья пациента. Работа была монотонной, привычные руки сами собой накладывали повязку, и вскоре любопытство на лице Ивана Герасимовича сменилось выражением усталости.

      – У диких животных бывает бешенство, я бы посоветовал съездить в травмпункт и сделать укол. Мы вас отвезем, – сказал он, когда дело было почти закончено. Сквозь бинт наконец перестали проступать красные пятна.

      – Не надо, спасибо, – ответил пациент.

      – Дело ваше, наше дело – предупредить.

      Иван Герасимович не стал спорить. Даже хорошо, что не придется отвозить несговорчивого пациента в больницу. Может, удастся заехать на станцию, отдохнуть хоть часок вопреки неудачной примете, размечтался он.

      – Почти готово. И все-таки я бы посоветовал сходить уколоться, – все же добавил Иван Герасимович для порядка. – Когда появятся симптомы, будет уже поздно, – он разорвал свободный хвост бинта пополам, пропустил завязки вокруг руки пациента и завязал аккуратный узел. – Вот и все.

      Он залюбовался результатом своей работы. Как вдруг телефон вновь зазвонил.

      – Неймется кому-то, – пробормотал Иван Герасимович, думая уже не о пациенте, а о чашке крепкого кофе, ждущей его на станции. Он с хлопком стянул с руки резиновую перчатку.

      – Спасибо, – сказал пациент.

      Он пошевелил пальцами, встал и попробовал открыть забинтованной рукой дверь автомобиля. На бледном лице проступила гримаса боли.

      – Постарайтесь не напрягать руку, – посоветовал Иван Герасимович. – Хотя бы первое время.

      Он собирал в сумку склянки с перекисью и йодом и, не отрываясь от дела, прижал плечом телефон к уху.

      – Слушаю! Да, это я. Здесь… Э-э-э, кто? Да, сейчас позову. Кхм-кхм, уважаемый…

      Иван Герасимович обернулся к пациенту – в салоне было пусто. Он выглянул в приоткрытую дверь. Паренек, к его удивлению, успел не только выйти наружу, но и почти дошел до кромки кладбища.

      Иван Герасимович как был, без куртки, выпрыгнул в промозглую ночь и посеменил за удаляющейся фигурой.

      – Постойте! Да стойте же! – крикнул он, сердясь, что ему пришлось пуститься вдогонку, как какой-то собачонке.

      Крик спугнул с деревьев стаю ворон – птицы взметнулись в воздух и черными тенями пронеслись над крестами, оглашая небо сердитым карканьем.

      Молодой человек с забинтованной рукой, неоново-белой на фоне ночи, обернулся и вопросительно поглядел на Ивана Герасимовича.

      – Вы… Акумов… Влад… Александрыч? – спросил он, запыхавшись, и внезапно вспомнил, что забыл попросить документы больного и заполнить бланк вызова.

      – Я.

      – С вами хотят поговорить. Это, эм… Вам сейчас все объяснят. Держите.

      Иван Герасимович протянул ему телефон. Пациент взял его здоровой рукой.

      – Слушаю, – сказал он.

      – Недобрая ночь, Акумов. Это глава демутантского уголовного розыска Анна Анубисовна Мау, – отчетливо услышал