Очарованный странник. Леди Макбет Мценского уезда: роман, повести, рассказы. Николай Лесков

мол, Господи! Нет, я думаю, не обрадуется.

      – А-га! – говорит. – Вот то-то и есть, а если уже это так надо, чтобы я страдал, так вы уважайте же меня по крайней мере за это, и вели мне еще графин водки подать!

      Я постучал еще графинчик, и сижу, и слушаю, потому что мне это стало казаться занятно, а он продолжает таковые слова:

      – Оно, – говорит, – это так и надлежит, чтобы это мучение на мне кончилось, чем еще другому достанется, потому что я, – говорит, – хорошего рода и настоящее воспитание получил, так что даже я еще самым маленьким по-французски Богу молился, но я был немилостивый и людей мучил, в карты своих крепостных проигрывал; матерей с детьми разлучал; жену за себя богатую взял и со света ее сжил, и, наконец, будучи во всем сам виноват, еще на Бога возроптал: зачем у меня такой характер? Он меня и наказал: дал мне другой характер, что нет во мне ни малейшей гордости, хоть в глаза наплюй, по щекам отдуй, только бы пьяным быть, про себя забыть.

      – И что же, – спрашиваю, – теперь ты уже на этот характер не ропщешь?

      – Не ропщу, – отвечает, – потому что оно хотя хуже, но зато лучше.

      – Как это, мол, так: я что-то не понимаю, как это: хуже, но лучше?

      – А так, – отвечает, – что теперь я только одно знаю, что себя гублю, а зато уже других губить не могу, ибо от меня все отвращаются. Я, – говорит, – теперь все равно что Иов на гноище, и в этом, – говорит, – все мое счастье и спасение, – и сам опять водку допил, и еще графин спрашивает, и молвит:

      – А ты знаешь ли, любезный друг: ты никогда никем не пренебрегай, потому что никто не может знать, за что кто какой страстью мучим и страдает. Мы, одержимые, страждем, а другим зато легче. И сам ты если какую скорбь от какой-нибудь страсти имеешь, самовольно ее не бросай, чтобы другой человек не поднял ее и не мучился; а ищи такого человека, который бы добровольно с тебя эту слабость взял.

      – Ну, где же, – говорю, – возможно такого человека найти? Никто на это не согласится.

      – Отчего так? – отвечает. – Да тебе даже нечего далеко ходить: такой человек перед тобою, я сам и есть такой человек.

      Я говорю:

      – Ты шутишь?

      Но он вдруг вскакивает и говорит:

      – Нет, не шучу, а если не веришь, так испытай.

      – Ну как, – говорю, – я могу это испытывать?

      – А очень просто: ты желаешь знать, каково мое дарование? У меня ведь, брат, большое дарование: я вот, видишь, – я сейчас пьян… Так или нет: пьян я?

      Я посмотрел на него и вижу, что он совсем сизый и весь осоловевши и на ногах покачивается, и говорю:

      – Да разумеется, что ты пьян.

      А он отвечает:

      – Ну, теперь отвернись на минуту на образ и прочитай в уме «Отче наш».

      Я отвернулся, и действительно, только «Отче наш», глядя на образ, в уме прочитал, а этот пьяный баринок уже опять мне командует:

      – А ну-ка погляди теперь на меня.

      Обернулся я и вижу, что он, точно