Его Высочество Пиц. Узы. Елена Бауэр

как ни в чем не бывало. Он должен был держать лицо перед свитой. В течение дня, будучи в окружении людей, братья не касались болезненной темы. После ужина Павел постучался в дверь комнаты Сергея. Открыв, тот обнял младшего брата и затем увлек его в помещение, чтобы никто не мог услышать их разговор.

      – Так что же, Арсеньев утверждает, что братья признали этот проклятый брак?

      – В сущности, у них… у нас нет выбора… Мы не можем подвергать сомнению поступки Монарха. Это могло бы быть расценено, как измена…

      – Измена в нем самом!

      – В тебе сейчас говорят чувства, а не рассудок. И это моя вина. Каюсь! Для тебя это полный шок, в то время как мы с братьями знали уже давно о существовании этой связи…

      – Неужели и Саша с этим смирился?

      Сергей молчал, лишь развел руками.

      – И Володя с Михен? Я слышал краем уха, как она грозилась написать принцу Гессенскому…, – Павел закрыл лицо руками. – Боже, какой стыд на весь мир!

      Своим молчанием Сергей подтверждал предположения младшего брата.

      – И Алёша? Ему ведь сломали жизнь, не дав жениться на Жуковской… Как же отец может теперь так цинично с ним поступить?

      И последний вопрос был риторическим, поскольку его невозможно было задать тому единственному человеку, который мог бы на него ответить.

      – Я хочу знать подробности! – не унимался Павел.

      – Какие?

      – Как они венчались? Планируют ли коронацию?

      – Венчались тайно, в Царском, в Екатерининском дворце…

      – Когда мы переболели корью… Вот почему он оставил нас в дальних покоях… Какое вероломство!

      – О коронации мне ничего не известно…

      Павел с сомнением посмотрел на брата.

      – Чистая правда! – Сергей положил руку на сердце, подтверждая свою искренность.

      – Мамá знала о Долгорукой?

      – Мы никогда с ней не говорили, но должно быть она догадывалась…

      – Как с этим жить теперь? – Павел тяжело опустился в кресло. Слезы стояли в его глазах, своей формой напоминающих морскую раковину.

      – Мне помогает, когда я думаю о Мамá… Что бы она сделала? Как повела бы себя? Я уверен, она положилась бы на волю Господа, ибо мы своим скудным умом не можем понять его замыслов. Поверь, внутри меня идет такая же борьба. Тяжелая, невыносимая… И страшно думать, что дальше, и как мы будем жить с семьей отца, когда вернемся… Но нужно помнить свой долг! И Господь нас не оставит!

      Сергей старался говорить тихо, почти без эмоций. Его голос обволакивал младшего брата и тушил пожар злых страстей, пылающий у того в груди. Павел знал, как страдает старший брат, как беззаветно он любил их мать и как был ей предан. Понимал, как тяжело брату, который бывал довольно резок, держать в узде свои эмоции. Если Сергей пытался смириться и поступить, как того требует долг, значит и ему следовало сделать так же.

      Они еще немного посидели, поговорили о своей горькой участи, но уже без слез и повышенных тонов.

      XI

      К