Мы. Евгений Замятин

между сегодняшним и тогдашним…

      – Но почему же непроходимая? (Какие белые зубы!) Через пропасть можно перекинуть мостик. Вы только представьте себе: барабан, батальоны, шеренги – ведь это тоже было – и следовательно…

      – Ну да: ясно! – крикнула (это было поразительное пересечение мыслей: она – почти моими же словами – то, что я записывал перед прогулкой). – Понимаете: даже мысли. Это потому, что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…

      Она:

      – Вы уверены?

      Я увидел острым углом вздернутые к вискам брови – как острые рожки икса, опять почему-то сбился; взглянул направо, налево – и…

      Направо от меня – она, тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст, I-330 (вижу теперь ее нумер); налево – О, совсем другая, вся из окружностей, с детской складочкой на руке; и с краю нашей четверки – неизвестный мне мужской нумер – какой-то дважды изогнутый вроде буквы S. Мы все были разные…

      Эта, справа, I-330, перехватила, по-видимому, мой растерянный взгляд – и со вздохом:

      – Да… Увы!

      В сущности, это «увы» было совершенно уместно. Но опять что-то такое на лице у ней или в голосе…

      Я с необычайной для меня резкостью сказал:

      – Ничего не увы. Наука растет, и ясно – если не сейчас, так через пятьдесят, сто лет…

      – Даже носы у всех…

      – Да, носы, – я уже почти кричал. – Раз есть – все равно какое основание для зависти… Раз у меня нос «пуговицей», а у другого…

      – Ну, нос-то у вас, пожалуй, даже и «классический», как в старину говорили. А вот руки… Нет, покажите-ка, покажите-ка руки!

      Терпеть не могу, когда смотрят на мои руки: все в волосах, лохматые – какой-то нелепый атавизм. Я протянул руку и – по возможности посторонним голосом – сказал:

      – Обезьяньи.

      Она взглянула на руки, потом на лицо:

      – Да это прелюбопытный аккорд, – она прикидывала меня глазами, как на весах, мелькнули опять рожки в углах бровей.

      – Он записан на меня, – радостно-розово открыла рот О-90.

      Уж лучше бы молчала – это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.

      В конце проспекта, на аккумуляторной башне, колокол гулко бил 17. Личный час кончился. I-330 уходила вместе с тем S-образным мужским нумером. У него такое внушающее почтение и, теперь вижу, как будто даже знакомое лицо. Где-нибудь встречал его – сейчас не вспомню.

      На прощание I – все так же иксово – усмехнулась мне.

      – Загляните послезавтра в аудиториум 112.

      Я пожал плечами:

      – Если у меня будет наряд именно на тот аудиториум, какой вы назвали…

      Она с какой-то непонятной уверенностью:

      – Будет.

      На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член. И я был рад остаться хоть ненадолго