Кавказская рулетка. Ольга Карпович

и попытался ухватить меня за запястье.

      – Вы знаете, по кавказским обычаям мне нельзя до вас дотрагиваться. Но я не могу удержаться, ничего не могу с собой поделать. О божественная! Дайте прикоснуться к вам. Кто сказал, что это великий грех? Да отрежут лгуну его гнусный язык.

      – Булгаков? – машинально спросила я, инстинктивно пряча руку за спину.

      – Какой Булгаков? – отмахнулся Джамик Булатович, не теряя боевого задора и продолжая пытаться дотянуться до моей бог знает чем так приковавшей его внимание длани.

      Официант, застыв в полуприседе с метлой в руке, с интересом наблюдал за тем странным танцем, что исполняли перед ним мы с Колобком. Я – пятясь и пряча руку, он – наступая, выпятив грудь, как бойцовый петух, и лавируя между столиками. Наконец я уперлась спиной в мраморную колонну, поняла, что деваться мне больше некуда, и вынуждена была уступить. Джамик Булатович все же вцепился в мое запястье и с победительным и даже несколько хищным видом смачно облобызал мою руку. А затем, удовлетворившись тем, что все необходимые приветственные действия были произведены, объявил:

      – Прошу к столу.

      Я опустилась на стул. Джамик Булатович расположился напротив и принялся плотоядно разглядывать меня, выглядывая из-за меню в кожаном переплете. Я быстро заказала что-то и хотела уже перейти к теме нашей встрече, к тому самому, что не давало мне покоя.

      – Джамик Булатович, я вот почему хотела с вами поговорить. Дело в том, что…

      – Ни слова больше! – взревел вдруг мой собеседник.

      Я от неожиданности вздрогнула и закашлялась. А министр, грохнув по столу пухлым кулачонком, жарко заговорил:

      – Я и сам понимаю, что это была чудовищная грубость. Моя вина перед вами так велика, что по заветам предков я должен был бы смыть ее своей кровью. Однако же вы должны мне поверить. В следующем месяце, когда на главной площади Сунжегорска будет проходить день национальной культуры…

      В голове у меня путалось. Я вроде бы не пила сегодня ничего, кроме воды. Однако же ощущение было, словно я пьяна вдрызг и никак не могу уловить смысл того, что происходит в ускользающей от меня реальности.

      – Джамик Булатович, о чем вы говорите? – наконец, решилась уточнить я.

      – Ах, не скромничайте! – рявкнул тот. – Я прекрасно понимаю, как грубо, как чудовищно и недопустимо с моей стороны было не предоставить вам слово на Дне Сунжегорской Поэзии. Вы почтили своим присутствием наш маленький праздник, можно сказать, Московским солнцем воссияли в нашем горном краю. А я проявил такое чудовищное неуважение…

      – Ох, – от облегчения я едва не рассмеялась. Наконец-то мне удалось вникнуть в смысл его цветистых речей. – Да бросьте вы, Джамик Булатович, ерунда какая, честное слово. Я совершенно не рвалась на сцену. Я ведь и не поэт.

      – Нет, вы поэт! – завращав глазами, убежденно грохнул Колобок. – Вы поэт – по духу! По восприятию