Танец кружевных балерин. Людмила Мартова

ночи она сидела за коклюшками, создавая панно.

      Вставать ночью она не стала и утром долго не могла понять, почему дочка не просыпается, как обычно, в семь утра, подошла к кроватке и обнаружила, что Танюшка вся красная и очень горячая, и сон ее скорее похож на беспамятство. Тут же навалилась паника, липкая и бестолковая, и призванная на помощь мама даже прикрикнула на нее, сообщив, что все дети болеют, и строго велев взять себя в руки.

      Руки, в которые себя надо было взять, довольно сильно дрожали от волнения, поэтому, умыв и накормив дочку кашей, убедившись, что та опять задремала, и попытавшись снова сесть за плетение, Снежана поняла, что работать сегодня не сможет.

      – Что ты слоняешься как неприкаянная? – спросила мама, у которой всегда находилось занятие. Сейчас она готовила обед, внося коррективы в меню из-за болезни внучки. – И убери, пожалуйста, трагическое выражение с лица. Ничего страшного не случилось, температура 38,5 – это не конец света. Тем более что мы дали Таточке жаропонижающее.

      – Плести не могу, – призналась Снежана.

      – Тогда иди в ателье. У тебя там что, работы нет? Той, что надо делать головой, а не руками.

      Признаваться, что голова тоже функционирует с явными перебоями, не хотелось, да и работа, конечно, была. Февраль – время подготовки годовых бухгалтерских отчетов, и не дело бросать их на одну пожилую бухгалтершу.

      – А Танюшка? Как я ее оставлю?

      – Таточка спит, а когда проснется, я дам ей киселя с печеньем и почитаю книжку. Возвращайся к обеду, он будет готов к часу, а до этого момента можешь располагать своим временем на пользу дела.

      Наскоро собравшись, Снежана вышла на улицу и обогнула дом, чтобы попасть в ателье, расположенное на первом этаже, но, в отличие от подъездов, имеющее вход с улицы. Проходя мимо квартиры Лидии Андреевны, она вспомнила вчерашнюю соседкину просьбу и вздохнула. И обманывать нехорошо, и как подступиться к выполнению просьбы, непонятно.

      Впрочем, одна мысль все-таки имелась, и, перелезая через неубранные февральские сугробы, Снежана набрала номер мужа, запоздало подумав, что он может быть занят. Но он ответил после первого же гудка.

      – Да, – отрывисто бросил Зимин. – Я тебя слушаю, Снежана.

      Расстроившись из-за отсутствия как уже ставшего привычным обращения «Снежинка», так и малейших оттенков нежности, Снежана сухо информировала мужа о том, что заболела Танюшка.

      – Мама говорит, что ничего серьезного, – торопливо добавила она, чтобы не пугать его. – Но у нее температура, и она спит все время. Я подумала, что ты, может быть, захочешь заехать?

      – Буду в тринадцать, – отчеканил он и отключился.

      Снежана закусила губу. Что ж, вот такое между ними теперь общение. Что ж, ладно. Как говорится, работаем с тем, что имеем. Главное, что он приедет и за обедом, которым мама, несомненно, станет угощать зятя, она сможет рассказать