Однажды в октябре. Эльвира Еникеева

что абсолютно все. Тогда я… – Диди прижала кулак к губам. – Я схватила первую попавшуюся толстую книжку, швырнула в нее и крикнула: «Так вашими кумирами были надзиратели? Поздравляю, вы нашли себя!». Ко мне кинулись курицы-училки, потому что книга пропиталась моим гневом, ожила и напала на директора, как безумная птица на хулигана, позарившегося на ее птенцов. Но я уже вырвалась и во весь голос поклялась, что буду красивее Кэйси и добьюсь большего, чем она. Чем они все! И…

      Голос Диди сорвался. Чупакабрик, не зная, что делать, тихо и сочувственно заскулил. Лайма взяла ее за плечи и заставила посмотреть себе в глаза.

      – И?

      Диди неожиданно холодно и мстительно улыбнулась сквозь слезы. Она с затаенной радостью отозвалась:

      – Книга забила директрису до смерти. Но в школе не посмели никуда об этом заявить. Интернат был престижный, а моя опекунша платила даже сверх нужного. За их молчание. Никто не желал портить столь значимому заведению репутацию. Объявили, что директор скончалась от инфаркта, а такое возможно где угодно… Я осталась почти безнаказанной. Меня заставили только спать неделю в отдельной от других девочек комнате, заниматься на два урока дольше и слушать лекции на тему добродетели и бумерангов судьбы. Ну, и с той поры со мной не общались одноклассники. А еще директриса иногда приходит ко мне в кошмарах со своей коронной фразой про кумиров… Я давно мечтаю ответить ей так, чтобы она ушла. Навсегда. Но самое страшное не это. Будь у меня шанс что-то изменить, я бы сделала то же самое хоть сотню раз.

      Лайма потрясенно ахнула и покачала головой. Диди с удивлением заметила, что Брукса даже умилилась, но ничуть не испугалась. Хотя, наверно, такой реакции и следовало ожидать от «монстра»?

      – Ты умница, Дидиана Потирон-Кельбиос… – шепнула Лайма и приблизилась к ней почти вплотную. – И, знаешь, что?

      Диди подняла заплаканное, но уже абсолютно спокойное лицо.

      – Что?

      – Ты красивей всех людишек, которых я встречала… Ты очень напоминаешь одну девушку, – прошелестела Лайма. – Эта девушка… Знаешь, ее и сейчас считают красивой. Но боятся…

      – Разве можно бояться красоты?

      – Видишь ли, красота, как и успех – то, что вынуждает ходить по головам. Поэтому они и боятся… Эта красавица может подрезать им корешки, – Лайма клацнула в воздухе зубами. – Достойное наказание для того, кто не видит дальше своего носа… – Она нахмурилась, заметив недоверие во взгляде Диди, и вздохнула. – Ничего. Чуть позже поймешь… Ты – как пустой холст. Белый-белый, чистый-чистый. Но тебя дали в руки тем, кто привык лепить, а не писать. Тебя испортили, из тебя делали что-то не то, но… Тебе не хватает лишь лоска, уверенности и палитры поярче…

      Лайма не сводила с Дидианиного лица глаз.

      – Пошли ко мне, – предложила Лайма. – Я тут снимаю квартиру. Второй этаж… Через часик-другой приедет Алкук, поболтаешь с ней. И не смотри так, словно я чужая, лады? Чучик меня знает.

      Чупакабрик согласно завилял