Прыжок леопарда. Виктор Васильевич Бушмин

оброков и повинностей, что было несколько обременительно, но, тем не менее, стало способствовать развитию торговли и ремесел. Ведь сам вкус свободы, с каким бы горьковатым привкусом он ни был, в одночасье превращает и облагораживает человека, как бы раскрывая ему глаза на мир, окружающий его, но до поры до времени скрытый за пеленой рабства.

      Не прошло и пары лет, как на окраине деревни были отстроены четыре больших кузницы, занимавшихся изготовлением и ремонтом кольчуг местного производства. И хотя их качество, прежде всего из-за неважного качества местного железа, значительно уступало немецким или итальянским образцам, они считались вполне сносными для экипировки арбалетчиков и остальных вспомогательных отрядов.

      – Живописная деревенька… – Оливье весело присвистнул, поравнявшись с конем Филиппа де Леви, – я даже и в мыслях не мог подумать, что у нас, во Франции, может вырасти такое чудо!..

      Филипп прервал свои раздумья, рассеянно посмотрел на оруженосца:

      – О чем это ты, Оливье?.. – Оруженосец сообразил, что невольно отвлек своего сеньора от каких-то мыслей, виновато пожал плечами и повторил сказанное. – Естественно, если бы и у нас были такие средства и, прежде всего, возможность даровать волю вилланам и сервам, мой отец, долгие ему лета, да и я, несомненно, сделали бы то же самое…

      – Ну, так испросите такую милость у его величества!.. – не сдержался оруженосец, вызвав своим резким заявлением крайнее удивление у Филиппа. – Вам, ей Богу, не помешало бы заполучить нечто подобное! – Он показал пальцем на водяные мельницы и кузницы.

      – Это верно… – грустно вздохнул рыцарь. – Но, к сожалению, у меня нет такого же умного советника, как монсеньор аббат Сен-Дени…

      – Зато, мессир Филипп, у вас есть верные и преданные слуги! – Оливье изобразил на своем лице ангельское выражение.

      – Ах ты, прохвост! – Засмеялся рыцарь. – Если сам себя не похвалишь, то и день прожить не сможешь!

      – Напраслину возводите, сеньор… – смущенно закатил глаза Оливье. – Ой! А вон и патруль к нам едет!.. – Он приподнялся на стременах и показал пальцем в сторону деревни, откуда выехали пять всадников.

      Филипп протянул к нему руку и сказал:

      – Шлем…– Оливье протянул ему шлем. Филипп надел на голову кольчужный хауберк, расправил складки и надел шлем. – Труби! – Оливье извлек из чехла боевой рог и трижды протрубил. – Разворачивай пеннон!..

      Над небольшим отрядом взвилось ярко-желтое квадратное знамя с тремя черными стропилами. Концы пеннона украшали три треугольных хвоста: символ того, что предводитель отряда равен графу. Филипп был благодарен отцу и, прежде всего, королю Людовику, даровавшему такое исключительную для простого рыцаря, привилегию.

      Патруль подъехал ближе и замедлил ход, из его рядов выехал воин в полном вооружении и кольчуге, который поднял вверх копье, украшенное синим королевским значком, и крикнул:

      – Соблаговолите