Две полоски. Двойная ошибка. Ольга Викторовна Дашкова

татуха. Ты верующая?

      Прикрываю локтем крест с левой стороны на ребрах. Ему два года, с ним много связано, он со рваными краями, словно нарисован двумя мазками, он мне дорог, и дело не в вере.

      – Это не ваше дело.

      – Значит, говорящая. Ну, рассказывай.

      Он моложе того, что в кресле. Шахов – так, кажется, его называли, а Шах – кличка? Хорошо, что член в брюки заправил, а то как-то было бы несолидно. Не нравится мне это. Мне вообще все не нравится, все то дерьмо, в которое я попала, и что согласилась на убойную авантюру. А то, что они прибьют меня, моя задница чует.

      – Что?

      – Какого хрена ты здесь стоишь и трясешь титьками? Ты хоть в курсе, что в Эмиратах запрещена проституция? Или тебе мамка не сказала?

      Второй повышает голос, милый весельчак пропадает по щелчку пальцев.

      – Она из Пскова.

      Скотина какая.

      Вот кто просил его комментировать? Сидел бы и бухал дальше.

      – Это все меняет, в Пскове, конечно, все можно. А чего так далеко забралась? В сексуальное рабство, что ли, попала? Приехала поступать и покатилась по наклонной?

      Да типун ему на язык. Но я в шаге от этого. И вообще-то, я поступила и иду на красный диплом.

      В голове каша из матов и нелепых отговорок, надо выбрать что-то одно и сочинить складно. Чувствую я, что мужики серьезные, не шпана псковская, вот как тот смотрит, того и гляди нагнет стоя и поимеет во все тяжкие.

      А вот молодому весело, в глазах задор, черти танцуют самбу, у него черты лица аристократа, некий Казанова, утонченный сластолюбец и развратник.

      Чуть капризный изгиб полноватых губ, красивые брови, ему бы носить не джемпер и джинсы, а сюртук маркиза, который соблазняет каждый день новых девушек, и неважно, графиня это или ее служанка, он просто трахает то, что шевелится.

      Почему всякая хрень лезет в голову? То отчим, то вот этот бред?

      – Так и будем молчать, молодая, неверующая и нарушающая закон?

      – Марк, давай она вернется к тому, от чего ты ее оторвал, уверен, это у нее получится лучше.

      Такой надменный, наглый, слова холодные, злые.

      – А поговорить?

      – Очень смешно, дома поговоришь.

      Марк подходит ближе, рассматривает меня, ведет пальцами по волосам, по плечу, я не двигаюсь, тяжело дышу.

      – Тебе страшно?

      – Нет.

      Да кому я вру? Я сейчас блевану на ковер или обосрусь.

      – Страшно. А чего ты боишься?

      – Ничего.

      – Бесстрашная проститутка из Пскова. Хочешь, я тебе потом дам медаль? Могу на лбу отпечатать.

      Какой шутник, я прям сейчас от коликов в животе помру.

      – Тогда приступим, раз ты молчишь.

      – К чему?

      У этого Марка тоже карие глаза, улыбнулся, на щеках появились ямочки. В него можно влюбиться. Но сейчас, в моей поганой ситуации, для этого совсем не время и не место.

      – К тому самому, убери руки.

      – Марк, не церемонься с ней, еще неизвестно, чем она занималась в ванной, может, наркоманка, вообще странная, непонятно откуда взялась.

      Конечно, ему непонятно, а план был прост.

      Ввалиться