Армагеддон. Коллекция. Кир Николаевич Неизвестный

переночевать у них, и после непродолжительных уговоров тот согласился и они пешком, ввиду бесполезности сейчас пикапа, скача по лужам и со смехом матерясь на обстоятельства, направились к дому. Там их встретила жена Ивана, Мария, которая, судя по виду, не ложилась спать, ожидая своего благоверного, и уже хотела броситься обнять его, как заметила Сэма, сконфуженно наблюдавшего за этой сценой.

      – Маш, Сэм сегодня у нас переночует, ты постели ему на кухне, – Иван, чувствуя эмоции своей жены, незаметно улыбнулся, ощущая разливающееся тепло по организму. Она опустила взгляд, пряча сверкавшие глаза, и пригласила Сэма за собой, показывая ему на постель. Она и сама все прекрасно понимала, тем более что гостеприимство обязывало, а их с Иваном дела могли подождать до завтра. Снаружи, утихая и смиряясь, булькал по лужам крупными каплями дождь, сходя на нет и уступая обычной для сентябрьской осени погоде.

      А утром их ждал солнечный день, который распалился жарой и никак не напоминал осенний месяц. В открытом настежь окне стоял, студясь, яблочный пирог, а птичий щебет зазывал обратно лето. Сэм поднялся с постели и понял, что попал в прошлое, на два месяца назад, в июль. Тогда также пахло природой. Он выглянул из окна во двор, нашел глазами Ивана, который нашел сухое место, несмотря на поливавший всю ночь дождь, и сейчас возился с детворой в саду, крикнул ему:

      – Иван, что случилось? – Он хотел другой вопрос задать, о том, почему так жарко, а еще, может быть, о том, почему у него ощущение дежавю, но задал именно этот вопрос, как-то само вырвалось. Вместо ответа Иван ткнул пальцем в небо, указывая на что-то. Сэм проследил за знаком и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

      Кажется, что все произошло совсем недавно, как будто бы вчера. Вчера они сидели в трактире, разговаривали, слушали новости и пили пиво. И казалось, что все это пройдет, как и раньше проходило, мимо них, как всегда сосредоточившись своим негативом на столицах государств и на Москве. Куда им, таким вечно далеким, никому не известным и не нужным, до проблем глобальных, интересующих «все человечество»? Про них, про эту землю, «все человечество» вспоминало только в двух случаях – когда нужно было «правильно» проголосовать и когда вдруг находили что-то лишнее, что очень мешало местным жить, и поэтому это вырубалось, оптимизировалось или внедрялись инновации.

      Так они думали и тогда. Они знали, если к ним пришла «цивилизация» – значит, кому-то в Москве вдруг стало тесно и ему захотелось вселенской любви и славы. А может, и власти. А как еще этого добиться, если не через очередной кризис, поставить народ перед лицом страха всепоглощающей анархии и бесконтрольного беспредела. Они это прекрасно понимали, а также и то, что от них ничего не зависело, впрочем, как и от сотен миллионов, проживающих в стране и не ждущих свершений народолюбия.

      – Они как болезнь.