Бунино солнце. Ольга Карпович

тянуть за штанину, звать – ну пойдем же, пойдем, бросай эти свои человеческие глупости, ведь там, за порогом, нас с тобой ждет целый мир. Сколько еще не исследованных луж, не обнюханных кустов, незнакомых переулков и дорожек. Бежим же скорее!

      Бывали у нас и такие волшебные дни, когда утром ей не нужно было никуда уходить. И тогда мы иногда уезжали куда-то на грохочущей длинной зеленой штуке, а когда выходили из нее, видели перед собой лес, и пологий песчаный берег, и озеро, у кромки которого еще плавали отдельные серые льдины. И там она снимала с моей морды ненавистную гадость и отцепляла поводок, и можно было бегать, пока не устанут лапы, и рычать до хрипоты, и гонять зазевавшихся птиц, и обнюхивать чужие следы и чувствовать себя наравне с моей богиней. И Любимая моя иногда носилась по округе вместе со мной, а иногда сидела у воды, думала о чем-то и лишь с улыбкой посматривала на меня. И тогда мне грустно становилось от того, что я не могу поделиться с ней охватывавшим меня восторгом.

      Бывали и другие дни, когда ей приходилось уехать на много часов. Эти я ненавидела больше всего. Она всегда перед такими отъездами подолгу сидела со мной, гладила, ласкала, как будто извинялась за то, что меня оставляет. И мне так хотелось сказать ей – не уезжай, зачем тебе это нужно? Это ведь все ерунда, а самое главное – это мы с тобой, здесь, вместе. Но эти их человеческие слова такие хитрые, замысловатые, что пролаять их мне никак не удавалось. В такие дни она присылала ко мне свою знакомую, которую называла Лиза. Мне она не нравилась. Не понравилась сразу, еще когда мы временно поселились в ее будке. Эта Лиза меня явно боялась. Я улыбалась, когда она тянула ко мне руку, хотела показать, мол, не бойся меня, не нервируй, расслабься. Она же, едва завидев мои зубы, с визгом отдергивала руку. А еще ей со мной было не интересно. Ни бегать, ни играть, ни бросать мне палку, чтобы я ее приносила. Когда мы выходили с ней гулять – в те дни, когда Моя Любимая куда-то пропадала – она отпускала меня с поводка, а сама садилась на скамейку и все время смотрела в какую-то маленькую прямоугольную штуку, иногда водила по ней пальцами, иногда прикладывала к уху и что-то говорила. У Моей тоже такая была, но со мной она никогда так на нее не отвлекалась.

      В тот черный день, когда случилось самое ужасное, что только могло случиться, Лиза пришла ко мне вечером, чтобы вывести меня гулять. За целый день я измаялась одна в квартире, и потому была рада видеть даже ее. Конечно, я не бросалась на нее, вопя от счастья, как на Любимую, но тоже встретила у порога, пританцовывая от нетерпения и держа в зубах поводок.

      Лиза вошла, прижимая к уху эту штуку и говоря в нее:

      – Так почему ты не позвонил мне вчера? Нет, я не поняла, что, времени не было? А на футбол, значит, ты время нашел?

      Я повертелась вокруг, пытаясь привлечь к себе ее внимание, но Лиза была очень захвачена своим дурацким разговором. У нее даже на морде выступили красные пятна,