Диктатор. Сергей Снегов

победные ходы в ситуации, которой еще нет, которая почти неосуществима, о которой и помыслить почти невозможно – нет, о такой его способности даже самые верные его поклонники не догадывались.

      А был именно такой случай! Он мысленно видел несуществующую, маловероятную ситуацию – ее надо было еще сотворить в нескором будущем – и рассчитывал для той далекой ситуации точные ходы, наповал сражающие противника.

      10

      Когда мы подъезжали к вокзалу, Гамов вдруг разнервничался.

      – Семипалов, вы все предусмотрели?

      – Абсолютно все и даже немного сверх того.

      В отличие от него, я был спокоен. Он видел грядущее много лучше меня. Но в том, что меня окружало, я разбирался хорошо.

      Мы ехали из Забона в Адан захватывать власть.

      Конечно, причины поездки на официальном языке звучали по-иному: командование корпуса, объединившего добровольные дивизии «Стальной таран» и «Золотые крылья», вызывали в правительство для отчета о боевых действиях в тылу врага.

      Гамов закрылся в купе – еще раз поправить свой доклад. Я со штабными работниками и Прищепой в последний раз прикидывал, где у нас позиции послабее и где – посильнее. Если в наших расчетах и имелись изъяны, то не такие, чтобы существенно повредить плану.

      И еще до полуночи мы разошлись по своим местам.

      Я спал спокойно. Думаю, что и Пеано, и Гонсалес сомнениями не терзались – бессонница им не грозила. О Павле Прищепе этого не скажу. У него ночь – лучшее время для связи со своими людьми в столице, он наверняка разговаривал с ними по своему загадочному аппарату.

      Утро в Адане было нерадостным. Гамов, выйдя из вагона, хотел было пойти пешком – посмотреть на людей, послушать их голоса. Но Прищепа с Пеано запротестовали. В решающий час нельзя было пренебрегать осторожностью. Мы хорошо подготовились, но как подготовились наши противники? Людей мы увидим из машин и голоса их услышим, не выходя на тротуары.

      Я хорошо помнил довоенный Адан – прекрасный город, населенный веселыми и добрыми жителями. По его широким проспектам густо двигались оживленные мужчины и женщины, в скверах бегали радостные детишки, в роскошно убранных магазинах было полно товаров и покупателей. И следа былого довольства не было в мрачном городе. Мне показалось, что даже и солнца теперь в Адане меньше, чем раньше, – впрочем, солнца вообще не было: небо затягивали тучи. Три четверти магазинов были закрыты и темны, у открытых змеились молчаливые очереди. Больше всего меня поразило отсутствие детского гомона, так отличавшего раньше дневную жизнь столицы. Конечно, мы знали, что многие ребятишки вывезены во внутренние области, но знать, что детей нет, – это одно, и совсем другое – почувствовать их отсутствие.

      О нашем приезде в Адан не сообщалось, и люди в очередях равнодушно провожали глазами наши машины. Среди прохожих я увидел наших солдат в гражданских костюмах – отпускники задержались в столице перед поездкой на родину. Они не подавали вида, что узнают нас. Павел Прищепа хорошо знал свою службу.

      В приемной нас встретил Вудворт.

      – Правительство