Человеческий фактор. Александр Леонидович Миронов

кончилась, да не для всех разом. Кое-кому пришлось и после войны за себя повоевать. В плену я был у немцев. Потом у американцев. Фашисты – в тифозных бараках морили, те – душу мытарили. Потом свои разбирательство вели почти полтора года. Вот оттого и призапозднился.

      – Сам-то ты чей? Семья-то есть?

      – Была… когда-то… – гость замялся. – Хожу, ищу.

      Старушкины глаза всё зорче приглядывались к незнакомцу, и тень не то недоумения, не то сочувствия проходила по её лицу.

      – А скажи-ка мне, касатик, может ли быть такое, чтобы человек на войне пять разов погибал?

      – Может, мамаша. Может. И пять, и десять…

      – И в живых остаться?

      – Всякое может быть… – пожал он плечами, глядя в окно – во дворе у черёмухи стояла невеста. Он вздохнул и добавил: – На войне чего только не может быть…

      – Вот и на нашего пришло пять похоронок, – сказала хозяйка, вытирая концом платка глаза.

      – Пять! – удивился Иван. – Как пять? Откуда?..

      – Оттуда. Почти кажный год по одной. Не веришь? Нá, посмотри, – хозяйка прошла к углу, к божнице, достала из-за Господнего образка листочки. Подала их гостю.

      Иван разложил извещения перед собой на столе. Стал просматривать.

      Потом отклонился к стене и прикрыл глаза. Дышал взволнованно, но сдержанно.

      – Как, убедился? – спросила хозяйка, собирая письма «счастья».

      Иван ещё раз глубоко вздохнул, и произнёс:

      – А других наград на него не было?

      – Были, касатик. На орден Красной Звезды и две медальки За Отвагу. Там, – махнула на горницу, – в шкатулке лежат.

      – Да уж… Не знал.

      – Что не знал? – подняла глаза на гостя.

      – Да это я так, про себя.

      Помолчали.

      В горнице плясали под "хромку". Гармонист фальшивил, то сбивался, то затягивал такт, а то и просто наигрывал на одних басах.

      – Неважнецкий игрок, – заметил гость.

      – А, Ромка, Ефима сынишка, играт. Не умет ладом. Сам-то Ефим не могёт, руки нет. – И с грустью добавила: – Наша-то "тальянка" сколькой уж год без хозяина скучат. А бывалыча… – Сверкнула влажными от нахлынувших воспоминаний глазами.

      Вышел жених. Невысокого роста, но ладно скроенный крепыш. Недурён лицом. В костюме, в петлице которого сидела головка белой розы, едва начавшая распускаться. В хромовых сапогах.

      – Мать, где Татька? – спросил он, снисходительно глянув на "шилом бритого" незнакомца, дескать, пусть потчуется, коль зашёл.

      Хозяйка пожала плечами и ответила с усмешкой.

      – Так скрали твою невесту. Плохо следишь.

      – Это как, кто?

      – Еслив ешо тут потолкёшься, так и вовсе не догонишь.

      – Вот тет-то карамбуль, в душу мать!..

      Жених выбежал в сенцы и, протопав чечёткой по ступенькам крылечка, быстрым шагом подошёл к Татьяне. Она стояла у изгороди огорода, держась руками за верхнюю жердь, и находилась как будто бы в задумчивасти. На шаги жениха не обернулась. Его рука легла на плечо невесты, но она отстранилась.

      Гость отвернулся от окна. Сказал, усмехнувшись:

      – Здорово