Не плачь и посмотри вокруг. Иван Александрович Мордвинкин

она ворчать вместо приветствия. Вслед за нею из машины вылезли и трое мужиков – сыновья её, да тащат мешки с картошкой, с луком да морковкой, с капустой, яблоками и дынями, банки с закрутками несут, да всякие прочие дары деревенского хозяйства. – Постоянный клиент отказался, дорого ему, видишь ли! Ишь ты, каков! Ну, мы с сынами моими посоветовались, и решила я тебе всё это сбросить, не везти же обратно в деревню? Мне туда другой товар грузить.

      Татьяна только ртом воздух ловит и глаза вытаращила от удивления.

      – Галина Степановна! – Татьяне и представить-то страшно, столько всего. – Мне вовек не расплатиться!

      – Да ничего! – отмахнулась бабка Степановна с деланным равнодушием. – Картину мне нарисуешь, повешу в зале. Чтоб там Дон был и казаки на конях. Можешь такое?

      – Могу, конечно! – ответила Тасечка с удивлением. – Только ж я не доучилась…

      – Хм… А я и не начинала. Так что теперь?

      Мужики овощи занесли, оглядели двор, коротко обсудили и к забору – плечами подпёрли, навалились, потужились, и на место поставили, укрепили старыми досками, как так и было.

      Тасечка не знала, как и отблагодарить, бегом на кухню, которая по теплому сезону пока что на верандочке ютилась, хоть чаем гостей напоить. А бабка Степановна младшего, который уж четвёртый десяток разменял, бранила как детенка:

      – Эх, учи вас, учи, да все без толку! – поправила сбившийся его воротник и заворчала вполголоса: – Что ты все робеешь-то её? Вроде, броневой ты у меня мужик, а Тасю как увидишь, так столбом стоишь!

      – Ну, что я? – ответил он матери с безнадежностью в голосе. – Она вон какая, художница, а я, так… Глупый мужик. Деревенщина…

      Татьяна только улыбнулась на своей веранде, памятуя себя, глупую тётку.

      – Если вы не против, я бы мог помочь… – промямлил нерешительно «глупый мужик», когда Тасечка бросилась под айву накрывать на стол. Но в нерешительности запнулся и, глядя под ноги, указал на забор. – Столбики подгнили, вот забор и валится без опоры. Я могу приехать позже, заменить, если вы не против.

      Тасечка только руками развела – кто ж против, мол, замените. Без опоры-то всегда тяжело стоять. И сама в землю глядит, неловкая и смущенная его неловкостью и смущением.

      Так и закончилась бы история с молитвой, если бы истории заканчивались без разумения. А и разумение Бог посылает.

      К вечеру тихого и теплого октябрьского дня, какие ни севернее, ни южнее Ростова не случаются, устроила Тасечка с детишками настоящий пир с жаренной картошкой и помидорами, да все во дворе, под той самой айвой, которая в октябре так ароматно пахнет, что любую терпкость ей простишь.

      – Мне кажется, что мы уже домолились, – заметил «батюшка» Ванюшка, в обе щёки уплетая яблоко. – Теперь у нас всё есть к зиме. Значит, правильно сказали в монастыре, молиться надо с терпением.

      – Выходит так, – ответила Тасечка, мирная и счастливая, но не дарами, а ответом, который, наконец, пришел от Господа. Ведь безответность молитвы горька не бедностью на подарки, а сиротством и чувством оставленности.

      – И