Черный подснежник. Сергей Зверев

а потом к немцам в тыл лезть!

      Колька терпеливо сносил науку ремнем, знал, что имеет на нее право старшина Логунов. Не только потому, что опыта военного и служивого у него за двоих, еще с финской войны командует танковым отделением. Сибиряк приходился Бочкину односельчанином, командиром, а еще почти что отцом. Два года Василий ухаживал за его матерью и если бы не война, то после официальной росписи в районном ЗАГСе стал бы ему отчимом. За годы войны могучий сибиряк, попав с Бочкиным башнером в одну «тридцатьчетверку», опекал и заботился о парне, как о родном сыне, став ему самым близким человеком, отцом, командиром, учителем. Поэтому так терпеливо снес Колька порку, знал, что виноват. Он и его приятель, сержант Руслан Омаев, еще один член командирского экипажа 007, бросились вопреки приказу командира роты в тыл врага, угнав самовольно танк «семерку». Из благородных побуждений, конечно. Отчаянные танкисты рвались спасти невесту Руслана, попавшую в плен к фашистам. И спасли. Помимо нее еще сотни пленных, но только с помощью остальных членов «тэшки» – старшины Логунова, лейтенанта Соколова и мехвода Бабенко, которые вовремя подоспели и помогли выбраться из передряги. Тогда у взволнованного Василия Ивановича не было возможности выплеснуть свой гнев и недовольство на своевольного пасынка, но сибиряк копил злость все дни, что Бочкин провел в госпитале, хоть и устроил такую же взбучку Руслану. Теперь же после возвращения Николай выпорол его, как хулиганистого мальчишку, за то, что опытные танкисты так глупо подвергли себя опасности. После экзекуции на душе стало полегче, да и по виноватому лицу Николая он видел, что тот понимает, за что понес наказание. Слишком Логунов переволновался тогда и до сих пор не мог перестать опасаться за своего заряжающего и приемного сына. Вот даже сейчас полез вперед командира, чтобы приструнить Бочкина, который побаивался идти в штаб отдавать выписные документы из госпиталя.

      Не зря побаивался: за окном церкви, служившей временным штабом для командного состава мотострелковой дивизии, все жарче разгорался спор между офицерами. Мужские голоса звенели выше и выше, но Соколова подобным не остановить. Лейтенант откашлялся, постучал в перекошенную тяжелую дверь. Крики возбужденных людей затихли. Ротный шагнул за тяжелую преграду, козырнул, не видя в темноте, кто находится в помещении:

      – Товарищ майор, лейтенант Соколов прибыл доложить об укомплектовке личного состава роты!

      – Проходи, Соколов, проходи, – прогудел знакомый голос. – Командира твоего нет, Еременко на станцию убыл новое пополнение танкистов принимать.

      Глаза привыкли к темноте, и Алексей, наконец, смог разглядеть офицеров, что так горячо что-то обсуждали в тесном помещении, раньше служившем хозяйственной каморкой. Возле забитого досками окна смолил самокрутку командир дивизии генерал Котов. Из угла в угол мерял шагами крошечную комнатушку высокий бледный мужчина с широкими погонами