«Growing up». Взросление неизбежно. Даниил Даниленко

лучи стали светить сотней ослепительных бриллиантов, снег стал искриться от моих быстрых вдохновенных шагов, я поймал бомбезную волну, с которой не схожу до сих пор. Со стартовых позиций я будто возвышаюсь и меня уже никто не остановит. Мои глаза начали радовать прохожих сочными цветами. Бег стал для меня тем пристанищем, за которым я так долго гонялся, которому я готов посвятить изнуряющие дистанции и отъвленные эмоции. Он стал моей тенью, в темные утренние городские пробежки, будто бы новым человеком в моей преобразившейся жизни. А что касается того товарища, который втянул меня в это спортивное дело, то ему можно сказать» спасибо, дружище!». Я с ненавистью вспоминаю те времена, когда была абсолютная безнадега и некуда была деваться, сейчас другая жизнь со всеми прелестями здорового образа жизни. Конечно, было трудно освоиться в этих спортивных джунглях, но это большое наслаждение и великое чувство ощущать себя занятым человеком. Я благодарю судьбу за этого друга, за предоставленный спорт, который открыл для меня мечты и достижения, сделавшие мою будущую жизнь светлой и романтичной. Спорт стал для меня настоящим светом во тьме, куда я был погружен долгое время. Но вот и все. Жизненная история подошла к своему завершению.

      Хотя нет, постойте. Эту запись я делал три года назад. Но не думайте, что я откажусь от этого текста. Я уже переехал из Омска в Москву. Я также выхожу вечером гулять и набираю знакомый номер того самого друга, чтобы спросить «Как дела?»

      «КАПРИЗНИЧАЙ»

      Как вы там говорите: «Дождь колошматит». Падает с крыши неимоверная суета листьев, в патефоне прерывисто и хрипливо играет «Алматинский джаз», а я играю с собственными мыслями, они перебираются, заставляют бояться смерти. Моя персона сидела на облезлом диване и ждала пока завариться терпкий лимонный чай, который я употреблял с медом. Изо дня в день я переписывал сценарии под нестабильный лад нашей театральной труппы. Дождик капал все чаще, он заливал мой подоконник, сентябрь был уже на закате. Я уже не успевал согреваться после одиночных прогулок. Моя квартирка состояла из одной обветшалой комнаты. Свет потухал после полуночи, мне оставалось ждать рассвета, чтобы продолжать писать. Даже не знаю, что меня толкало снова заниматься литераторством – режиссер вряд ли бы выгнал меня. Театр ставил ночные постановки, которые интересовали лишь безумных романтиков, коих было немного – таков промышленный мир.

      По воскресеньям я подрабатывал официантом в ресторане, потому что искусство имеет свойство быть чистым, без этой засаленной бумажки под названием « деньги». Я скитался по улице, смахивая с плеч порванного на брюхе пальто крупицы дождя. На каком – то ничтожном отрезке я почувствовал, что стал заболевать. Окончательно же я заболел в октябре. Глаза затекали, и я уже не мог писать, перерабатывать романтику прошлого и превращать это в настоящее. Из – за этого меня лишили премии, а затем и полной зарплаты. Опять октябрь;