Забег на невидимые дистанции. Марьяна Куприянова

до неузнаваемости, но никто не заметил этого сразу, взрослые были слишком заняты собой (впрочем, как и всегда).

      Потеряв опору под ногами, мальчик анализировал новую жизнь, в которую его окунули против воли, как в вонючую болотную воду (в каждом болоте водится аллигатор – откуда эта фраза?). Фундаментом ее стали беспомощность, чувство ненужности и брошенности. Люди, которыми он дорожил, стали другими, – чужаками, которых по привычке называешь «мама» и «папа», а во рту становится кисло и противно, как будто туда попала плесень (или тина).

      Пережив то, чего не пожелаешь ни одному ребенку, после череды неприятных событий, решений и встреч Сет в итоге остался жить с матерью, но никогда не забывал, что даже она намеревалась бросить его. И пусть это воспоминание делало его несчастным, озлобленным и неполноценным мальчиком, он не мог его стереть, не мог вынуть из себя, как кусок стекла, застрявший в теле после взрыва чего-то такого хрупкого, как брак его родителей.

      Он дал себе клятву, что не будет искать дружбы и никогда ни в кого не влюбится, не станет подпускать к себе людей, не станет встречаться с девушками и уж точно не женится и не заведет ребенка, чтобы всю эту катастрофу повторить, закольцевать и ненавидеть себя еще сильнее. Родители тоже сначала любили друг друга, это он отчетливо помнит, хоть и был маленьким, и сына тоже любили, но что в итоге? Любые чувства проходят, любая привязанность слабеет. Затянутый людьми узел так или иначе развязывается временем.

      Теперь у его отца, с которым маленький Сет обожал делать вместе что угодно, другая семья и другие любимые дети, мама одинока и несчастлива, полна сожалений о несложившейся жизни, в которой уже ничего не исправить, а Сет живет с уверенностью, что он никому не нужен, никто не любит его и не полюбит, потому что такова его участь с самого детства. Вспышки агрессии стали его личностью, как и стремление к одиночеству, а разве что-то иное имеет смысл, когда твоя индивидуальность сформирована травмой? Он проживает день за днем, почти не общаясь с матерью и отказываясь от встреч с отцом. Ему всего тринадцать лет, а мир кажется ему бессмысленным куском абсурда, как и жестокое пребывание в нем.

      В последнее время его оценки как никогда ухудшились, начались замечания по поведению. Скоро это дойдет до матери, на следующей неделе родительское собрание, а еще – контрольная по геометрии, к которой он не готов и не имеет малейшего намерения готовиться. Единственное, что отвлекает его от плаванья в этих водах дерьма, это хоккей. Место, где он скользит по поверхности, а не тонет. Место, где он важен и нужен, где все идет, как ему хочется. Где он сам выбирает, как сложатся события, а не ждет исхода, на который не способен повлиять.

      Подходя к дому, Сет почувствовал, что успокоился. Невидимый плед отчужденности опустился ему на голову и плечи, обернул руки, подчинил себе, как транквилизатор. Дома он всегда впадал в комфортное состояние «амебности» и безразличия (мальчик подозревал, что это была защитная реакция, вот только