Делион. По следам древней печати. Владимир Михайлович Сушков

над грехом скотоложства или обжорства вряд ли кто-нибудь посмел из обычного люда. Да даже патриции боялись инквизиторов, которые преследовали еретиков и искореняли любую ересь на корню. Жрецы же в отличие от инквизиторов наносили на капюшон своего одеяния различных цветов (цвет зависел от того, какому богу прислуживает жрец), двенадцать заповедей, написанных на староимперском языке.

      Босые ноги Флавиана шагали по мощеной дороге, он старался обходить те места, где еще лежал подтаявший снег. Он боялся заболеть и это казалось ему абсурдным, от чего тот даже улыбнулся. Заболеть. Скоро его повесят, а он думает о том, чтобы не заболеть. Однако он вспомнил, как в далеком детстве мама отругала его, еще маленького десятилетнего Флавиана, когда тот босиком выбежал на улицу, проматывая круги по ручьям талого снега. И именно этот растаявший снег напомнил ему тот случай, когда мама отругала его, а в итоге Флавиан сильно заболел и лечился травами местной знахарки. Теплые воспоминания всколыхнули его душу, он на миг очутился там, далеко, у себя дома, где пахло вкусными блинами, а на дворе гавкал Снежок, который оповещал, что Флавиан уже вернулся домой на обед. С глубоким сожалением Флавиан осознал, что ни того двора, ни знахарки, ни собственного дома больше не существует. Тьма поглотила всё, что было в Утворте.

      Когда они проходили мимо узкой улочки (видимо сокращая путь до площади), из окон домов посыпались ужасное сквернословие и хулы на приговоренных к казни. Стоило только начать одному человеку, как остальные подхватили ругательства в сторону обвиненных.

      – Проклятые душегубы! – орала из окна старая бабка с седыми волосами, нанося на свой лоб оберегательный знак Колеса, символ всех Двенадцати богов Пантеона.

      – Пусть КЛЮЮТ! – Ревела женщина с коромыслом и пустыми ведрами. – ПУСТЬ ВОРОНЫ КЛЮЮТ ИХ МЕРТВЫЕ ТЕЛА.

      Ее лицо исказила гримаса гнева, она тыкала в двух обвиняемых пальцем, расписывая своим скудным мещанским языком ужасы, ожидающие их в Дадуре.

      "Они все помешанные", – подумал про себя Флавиан, озирая своим взглядом окружающих людей.

      Пожилые старухи высыпались на улицу, как грибы после дождя, их страшные и угрюмые гримасы сопровождались тихим причитанием и проклятиями. Как легко ведомы люди в своем безумии.

      На телеге, которая стояла неподалеку от пекарни, сидело пятеро детей. Все они кричали гадости про ересь, хульные слова и другую непотребность. Один из сорванцов даже кидался с крыши мелкими камнями и попал Флавиану в ногу. Из другого дома на них попытались вылить помои. Ведро чуть не вырвалось из рук мужчины и Флавиана задела лишь часть жутко воняющих помоев. На лице Флавиана можно было прочитать скорбь и обреченность, в то время, как другой обречённый на виселицу преступник начал изливаться желчью и руганью.

      – Не раскрывай рта поганый пес! – крикнул на него стражник и ударил его своим щитом.

      "О боги, за что мне все это", – подумал Флавиан, вглядываясь в тучу, которая