Брокен-Харбор. Тана Френч

конца дороги, где заканчивались дома. Я долго переключался на разных людей, прежде чем добрался до врача, к которому попала Дженнифер Спейн, и убедил его, что я не репортер. Судя по голосу, врач был молодой и чертовски уставший.

      – Она пока жива, но обещать ничего не могу. Сейчас она в операционной, если не умрет на столе, тогда у нас будет более четкое понимание.

      Я включил громкую связь, чтобы Ричи слышал наш разговор.

      – Можете описать ее ранения?

      – Я провел лишь беглый осмотр. Не уверен…

      Морской ветер унес его голос, нам с Ричи пришлось склониться над телефоном.

      – Мне нужно только общее представление, – сказал я. – Позже ее все равно осмотрит наш врач, а пока я просто хочу узнать, что с ней – стреляли в нее, душили, топили или еще что.

      Вздох.

      – Поймите, это только предварительное мнение. Я могу ошибаться.

      – Понял.

      – Ладно. В общем, ей повезло, что она еще жива. У нее четыре ранения в живот – по-моему, ножевые, но это решать вашему эксперту. Два из них глубокие, однако похоже, что ни один важный орган или сосуд не задет, иначе она бы истекла кровью еще до того, как попала сюда. На правой щеке сквозная рана – очевидно, резаная. Если женщина выживет, ей потребуется значительное количество пластических операций. Кроме того, она получила тупую травму затылка – на рентгене микротрещина и субдуральная гематома, – но, судя по рефлексам, есть неплохие шансы, что мозг не поврежден. Повторяю, ей очень повезло.

      Скорее всего, это был последний раз, когда кто-то сказал “повезло” в отношении Дженнифер Спейн.

      – Это все?

      Я услышал, как он что-то глотнул – надо думать, кофе – и подавил зевок.

      – Извините. Возможно, есть какие-то незначительные повреждения, но я их не искал – моей первоочередной задачей было доставить ее в операционную, пока не поздно, а кровь могла скрыть какие-то порезы и ушибы. Но больше никаких тяжелых травм у нее нет.

      – Признаки сексуального насилия?

      – Как я сказал, у меня были другие задачи. Во всяком случае, я не заметил ничего, что на это указывало бы.

      – Что на ней было надето?

      Наступила короткая пауза – очевидно, врач подумал, что ошибся и выболтал лишнего какому-то особому извращенцу.

      – Желтая пижама. Больше ничего.

      – В больнице должен быть полицейский. Положите, пожалуйста, пижаму в бумажный пакет и передайте ему. Если возможно, укажите, кто к ней прикасался.

      Вот и еще парочка аргументов в пользу того, что Дженнифер Спейн – жертва: женщины не уродуют себе лицо и уж точно не станут убивать себя в пижаме. Они надевают свои лучшие платья, тщательно наносят макияж и выбирают способ, который, по их мнению – почти всегда ошибочному, – позволит им выглядеть красивыми и умиротворенными. Они воображают, будто боль растает и останется лишь холодный светлый покой. Где-то на задворках своего разрушающегося сознания они полагают, что им будет неприятно, если их обнаружат не при параде. Большинство самоубийц на самом деле не верят, что смерть необратима. Наверное, как и мы все.

      – Пижаму