Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа. Дональд Калшед

Как божество преддверия он диссоциирует и ассоциирует различные внутренние образы и аффекты. Он связывает вещи вместе или разделяет их. По своему усмотрению меняя свое обличье, он становится либо созидателем, либо разрушителем; он либо трансформирует и защищает, либо отвергает и преследует. Он абсолютно аморален, как и сама жизнь, он следует инстинктам, он – недоразвитый, непроходимый тупица; джокер, вытворяющий свои трюки, герой, помогающий человечеству и изменяющий мир (см.: Radin, 1976).

      Воплощенный в образе демона обжорства в случае Мэри, он соблазнял ее Эго как к аддиктивному пищевому поведению, так и к другим видам девиантной отвлекающей деятельности, уводя прочь от практического решения проблем во внешнем мире. Закономерным результатом его усилий было то, что Мэри погружалась в «измененное состояние сознания». В качестве ее даймона-любовника он имел доступ к архетипическим энергиям, служащим источником инфляции[22] во внутреннем мире. Совсем как Призрак Оперы, он вводит Мэри в соблазн своей «музыкой», неумолимо опутывая ее паутиной грандиозных мелодраматических фантазий, изолируя от творчества жизни с ее борьбой, неудовлетворенными желаниями и разочарованиями. Таким образом, мы можем представить, что в его «намерение» входило заточение личностного духа в мире иллюзий, что позволяло уберечь его тем самым от опасности, защитить от возможного распада в результате соприкосновения с беспощадной реальностью.

      Само собой разумеется, что Трикстер выступает как весьма серьезный противник в процессе проработки в терапии с пациентами, подобными Мэри. Часто в этом процессе нам приходится преодолевать свои собственные демонические импульсы, концентрируя достаточно нейтрализованную[23] агрессию для того, чтобы противостоять соблазнам Трикстера и в пациенте, и внутри нас самих, сохраняя, однако, при этом способность поддерживать «раппорт» с болью травмированной психе и подлинными нуждами пациента. Это противоборство приводит к тому, что в терапевтическом процессе возникают подлинные «проблемные моменты», и нередко терапия терпит крушение, уклонившись от срединного пути между Сциллой чрезмерной конфронтации и Харибдой излишнего сочувствия и соучастия в скрытой злокачественной регрессии пациента. Необходимо найти баланс между конфронтацией и сочувствием для того, чтобы вывести травмированное Эго пациента из его убежища и помочь ему вновь обрести доверие к миру. Поиск этого «срединного пути» представляет собой очень серьезную проблему, и если он найден, то в психотерапевтической работе с пациентами, перенесшими психическую травму, раскрываются колоссальные возможности.

      Глава 2. Другие клинические примеры функционирования системы самосохранения

      Ложный бог превращает страдание в насилие, истинный Бог превращает насилие в страдание.

(Simone Weil, 1987: 63)

      В кратких выдержках из описаний клинических случаев, которые приведены ниже, мы исследуем другие аспекты

22

В юнгианской аналитической психологии термин «инфляция» обозначает процесс контаминации («накачивания») Эго архетипическими содержаниями и энергиями коллективного бессознательного, в результате которого происходит «раздувание», «инфляция» Эго, что на субъективном уровне выражается в неоправданно и чрезмерно преувеличенной самооценке, идентификации с великими историческими персонами и даже с божественными фигурами. Впрочем, чрезмерно завышенная самооценка может компенсироваться самоуничижением. Крайним выражением инфляции Эго, по-видимому, можно считать бред величия. К клиническим проявлениям инфляции также относят чередование маниакальных и депрессивных эпизодов.

23

Видимо, термин «нейтрализованная агрессия» заимствован автором из теории психологии самости Х. Кохута. Согласно Кохуту, в результате успешного протекания в детстве процессов интернализации формируется некая базисная структура психики (или Эго), функция которой состоит в нейтрализации влечений (либидинозных и агрессивных импульсов).