Игра двенадцати зверей. Сергей Котов

или где ее вытащить на бетон, но ничего подходящего на глаза не попадалось. Мешал туман, и аварийное освещение было слишком тусклым. Свободно болтающуюся в грозу люльку могло сильно повредить, и тогда не избежать штрафа.

      Грустно вздохнув, я отстегнул карабин страховки, и потянулся к ближайшему выступу арматуры, схватившись за который рассчитывал потом спрыгнуть на перекрытие этажа. Люльку потом можно попробовать подтянуть канатом, медленно стравливая несущий трос. Без электричества это было совсем не просто – но люфта тормозного устройства должно было хватить для этой операции. Арматура оказалась слишком далеко, не дотянуться. Надо прыгать.

      В момент прыжка мощнейший порыв ветра ударил мне в лицо. Совсем рядом прошипела молния. В глазах потемнело. Руки схватили пустоту. В первую секунду страха не было, я еще не осознал, что происходит. Но приятное ощущение невесомости все длилось, в животе что-то щекотало, ветер свистел в ушах. И я понял, что мне конец. Сжался внутренне. Почему-то мне казалось, что там, внизу, будет очень больно, и я успею все почувствовать. Потом вспомнил о маме, и тогда предпринял последнюю, отчаянную попытку выжить: кувырок в воздухе, и я лег на поток, стараясь делать так, как видел в роликах про парашютистов. Но шансов не было никаких: серая глыба здания мелькала слишком далеко, а ветер относил меня в сторону, прямо на фундамент строящейся рядом башни. Еще полторы секунды полета. Кажется, я закричал. Непосредственно перед ударом вдруг появилось странное видение: я в горах, среди ледяных глыб и нагромождений суровых скал. Светит яркое солнце. А мне в глаза смотрит огромный кот с густым серебристым мехом. В его глазах стоят слезы.

      Наступило странное спокойствие. Я видел склонившиеся надо мной расплывчатые тени. В глазах медленно темнело, и они исчезали, растворялись в черноте. Странно, но меня это совсем не пугало. Боли тоже не было – только нарастающее ощущение тепла и покоя внутри. Если бы я мог – я бы закрыл веки, чтобы не видеть этого гаснущего мельтешения неясных фигур. Словно в ответ на мою невысказанную просьбу, одна из фигур наклонилась, и, тяжело вздохнув, прикоснулась к моему лицу, закрывая глаза.

      Еще я слышал голоса, тоже медленно тающие, как будто между нами росло расстояние.

      – Да пес его знает, как так получилось! – Я с трудом, но узнал нашего бригадира; в голосе была злость и досада, – ищи – свищи теперь другого высотника!

      – Высотника другого тебе, да? – Это был пробраб, – а не охуел ли ты часом? Сутки работы по пизде пошли! И жмура теперь куда девать, а? Че глаза отводишь?

      – Щас ребята скорую вызовут… – пробормотал бригадир.

      – Хуеную! – Продолжал яриться прораб, – он у тебя че, официально устроен?

      – Да как можно!

      – Кароч, бери своих гавриков. Снимайте труп с арматуры. В мешок – и на полигон, с ближайшим грузовиком. Сам лично поедешь! И не пиздеть никому, это ясно!?

      – Да как его снять-то!? Он застрял метра на два, что твой лосось на кукане!

      – А я ебу как снять? Твоя проблема.