Герцогиня в бегах. Право на эшафот. Бронислава Вонсович

расстаться с любой из жемчужин на платье, которое вызывало исключительно отрицательные эмоции, вряд ли девушка приняла бы ее. Наверняка у них запрещается брать чаевые вещами: не дай бог, обвинят в воровстве, доказывай потом, что это подарок. Конечно, здесь есть магические артефакты, но на такую ерунду их использовать не будут.

      Пышный омлет таял на языке, даруя невыразимое блаженство. Это тело после ареста кормили всякой дрянью, а тому, которое я отдала по обмену, приходилось еще хуже. Чем его кормили, я могла только догадываться, потому что еда поступала через зонд прямо в желудок. Надеюсь, Эстефании удастся поднять тело. Будет обидно, если окажется, что от обмена выиграла только я. И пусть я об этом никогда не узнаю, все равно хотелось бы верить, что хорошо, пусть и относительно, не только мне.

      Нежная, пропитанная маслом и посыпанная сахаром и корицей булочка была так вкусна, что я зажмурилась от удовольствия. Увы, удовольствие было недолгим.

      – Что за представление вы устроили, Эстефания?

      Голос был красивый, но настолько полон ярости, что я чуть не подавилась кусочком булочки, который от неожиданности проглотила, не дожевав, и он встал комом в горле.

      Откашлявшись, присела в реверансе. Вблизи величество выглядел не столь величественно, как издалека, потому что был в бешенстве. Но красоту это не умаляло. Красота оставалась при нем независимо от того, с какого расстояния на него смотреть. И яркие чувства ему скорее шли, превращая из бездушной статуи в живого человека.

      – Почему вы молчите, Эстефания? Язык проглотили?

      – Это немудрено сделать в вашем присутствии, ваше величество.

      – Замечательно, язык на месте. А где ответ на мой вопрос?

      – Я не устраивала представление, ваше величество. Представление устроили по вашему приказанию. Я всего лишь не хотела умирать ни за что.

      Он опустился в кресло, которое стояло напротив места, где я завтракала. Чашка с недопитым кофе манила, но я не могла даже сесть без разрешения, не то что нагло взять чашку.

      – Если вы не хотели устраивать представление, потребовали бы проверку раньше.

      – Я забыла об этой возможности, ваше величество. – Внешность Эстефании как нельзя лучше подходила для такого ответа. Ресничками хлоп-хлоп, потом глазки в пол и смущенная улыбка. – Вспомнила, когда священник стал грозить карами нераскаявшейся грешнице.

      Говорить, что именно священник напомнил про артефакт, не стала, а то еще станется с моего собеседника отыграться на бедном толстячке. Для его казни даже народ собирать не будут, придушат втихаря. Ему же право на эшафот не положено в отличие от аристократов.

      – Вы думаете, я вам поверил? Вы не первая, кто пытался меня отравить, но единственная, кому удалось ускользнуть от расплаты. Кто бы мог подумать, что за внешностью нанда[2] скрывается ксуорс[3].

      – Я вас не травила, а вот… – хотела сказать «ваш придворный маг», но поняла, что язык меня не слушается.

      Странное

2

Нанд – вестник Двуединого, часто изображающийся прекрасной белокурой и голубоглазой девушкой.

3

Ксуорс – сверхъестественное существо, олицетворяющее злое начало (в образе человека с рогами, копытами и хвостом).