Земля – павильон ожиданий. Лариса Кольцова

с искусственно обесцвеченными лохмами, коими «лыжная палка» до чего и гордилась, мня себя «гиперборейской богиней». И это после шедевра, рождённого без искусственного вмешательства в её утробное развитие, после Ксении. Ксении, похожей на тех нереальных женщин, которых создавала кисть древнего художника со странной фамилией Муха, на его девушек из какого-то параллельного мира осуществлённой тончайшей гармонии, девушек – славянских богинь из той его серии «Луна и звёзды», что породила в 1902 году его тоскующая душа мистика и философа.

      Об этом Ксении рассказала его мама, знаток древнего искусства, и Ксения с ней согласилась после просмотра тех картин – красочных грёз. Без натяжки, без преувеличения, так оно и было. Но что мог ценить тот, кто предпочел ей такую, как Лора? Или как та безвкусица сегодня в ресторане, с глупыми глазами – пуговицами, застылыми и кукольными, не имеющими в себе ни глубины, ни души?

      – Сядь, – потребовала мама Карин, и первая села на диван, оставшийся стоять в том самом углу. Эта женщина была консервативна всегда. Правда, сам диван был новый, но всё также розово-палевый с розетками вышитых цветов, и тоже под глубокую старину. Волосы мамы Карин был распущены и завязаны сзади лентой, как у девушки, а просторное платье открывало её руки, полные и гладкие. И вся она была домашняя, но величественная, с гордой осанкой, на старую не похожая, а сколько ей было лет, Ксения никогда не знала. Как должна она нравиться определённому типу мужчин, думала Ксения, зная, что к тому самому типу принадлежал и её отец Артём Воронов. Ксения села, задвинувшись в самый конец углового обширного дивана.

      – Хорошо у вас. По-прежнему.

      – У меня нет Рудольфа, если ты к нему. Но разве ты его видела уже? Где? Он же на острове, в том секретном «Сапфире». Нет? Интересно, что там с ними делают?

      – Там? Собирают по частям то, что остаётся от человека после путешествий за «горизонт событий». Но он вышел. Я видела его вечером в ресторане на спуске у горнолыжной трассы. Я с мужем там ужинала.

      – Замужем? – спросила мама Карин, глядя спокойно, даже с приязнью, – он был один? Видел тебя?

      – Нет. Он был с одной странной и очень молодой особой.

      – Что же пришла? Если у тебя муж, а у него особа?

      – Не знаю, – честно призналась Ксения. – Жизнь прошла. Чего уж теперь?

      – У кого прошла? У тебя? Ты шутишь? У меня и то расцвет, а у тебя самое её начало. Есть дети?

      – Нет.

      – Почему?

      – Не люблю никого. Не хочу детей без любви.

      – Но муж?

      – Что муж? Сегодня есть, а завтра – захочу, и нет его.

      – До сих пор любишь Рудольфа? Ты однолюб?

      – Я ждала, я… – Ксения отвернула лицо в угол, в затейливо отшлифованный камень стены.

      – Думаешь, что всё вернешь? То, что так глупо сама же и разрушила.

      – Кто? Я? Да он же первый женился! Вы забыли? Он же мучил меня, издевался, вы думаете, что я была инициатором всех тех безумств? Я только не могла себя оторвать от него.

      – Мало