Эффект Домино. Сергей Дорошенко

ведь тебя люблю, слышишь? Ну, повернись, ко мне, Димочка! – шептала с отчаянием.

      А Дима будто окаменел тогда. Мысли крутились вяло, ни о чем: «Вот так значит. Ну, ладно. Не бросай, да? И все? Не было, получается, ничего особенного. Интересно, а как они это делали? И где? В их кровати? Или стоя? Надо Толика спросить. Самого. Он же, сука, типа друг. Пусть скажет, как было. Да нет, зассыт. Знает меня… Нажраться что ли? Как же, б***ь, хреново».

      Они были вместе уже больше года. Дима ее тоже любил. Очень. Даже стеснялся этого чувства. Словно делал что-то недостойное. Подшучивал над собой, в разговорах с друзьями прикрывался шуточками, как щитом.

      Светлана, миниатюрная, привлекательная блондинка, жила отдельно от родителей. Папа, серьезный строительный делец, на восемнадцать лет преподнес дочурке громадную студию. В новостройке, в самом центре города. Да еще с отдельной гардеробной и спальней размером с детскую площадку.

      Девушка занималась дизайном интерьеров и мебели. Несколько лет училась во Львове. В национальной академии искусств. А теперь трудилась в одной из фирм отца, оформляя дизайн-проекты квартир.

      Последнее время Света «подсела» на стиль фьюжн. Ее привлекала возможность соединить несочетаемое. Синтез разных идей и совершенных противоположностей. Лед и пламя. Добро и зло. Инь и Янь.

      Сама маленькая, как подросток, и колоритный здоровяк Дима. Оба они, даже внешне, были в том же ряду явлений, что и обыкновенное чудо или правдивая ложь. Словом, сплошной оксюморон16.

      Познакомились в клубе, где Дима как-то отдыхал с друзьями. Присматривались недолго. Протанцевали, пару коктейлей, веселый треп… И завтракали уже у нее, любуясь через широко распахнутые окна на панораму Дона.

      Прихлебывая кофе, Димка с любопытством оглядывался: «Да-а, хата просто огонь! С ремонтом постарались. И, походу, не узбеки… Турки скорее всего. Все аккуратно, вылизано до блеска, без строительных косяков. Папа-то серьезный товарищ, Света вчера обмолвилась. Что ему лишний лям для любимой дочурки, чтобы уютное гнездышко свить».

      Стена над здоровенным мягким диваном представляла из себя красочное панно. Широкие мазки различных оттенков складывались в замысловатые геометрические узоры. Панель экрана домашнего кинотеатра, дюймов восемьдесят, не меньше. Барная стойка. Камин настоящий, ух ты, это в многоэтажке! По блестящему светлому ламинату ломаной лентой изогнулась широченная полоса черных костяшек с белыми точками.

      Димка присмотрелся внимательней к полу. Архитектор явно никогда не играл в забаву советских пенсионеров. Фишки были сложены невпопад. Шесть и два. Один и четыре. «Вот же лошара!»– хмыкнул Дима. Его учил этой игре еще дед, с которым опасались садиться самые бывалые «козлятники».

      Но лошарой оказалась сама Света. Эскиз дизайна квартиры она выполнила лично. Света любила Димку. Ей была пофигу его ментовская служба. Это был ее мужчина. Высокий, под два метра ростом, крупный, с открытой детской улыбкой. Порой откровенно безбашенный, постоянно шутил

16

Оксюморон или оксиморон от греческого οξύμωρον, что буквально означает «остроумно-глупое»