Сезон любви. Лила Каттен

выше и делая его больше в откровенном вырезе.

      – Тогда мы пойдем именно туда, – слышу позади голос Степы и оборачиваюсь. – Пошли Лер.

      Он берет коляску из моих рук и катит ее к двери. Агата тут же начинает с ним болтать на своем детском, а я смотрю в лицо продавщицы и хмыкнув ухожу за ними.

      Догоняю парня с дочерью и молча ступаю рядом.

      Мы покупаем пиво Степе, мне вино. Соки для Агаты и мужчина еще хватает какую-то игрушку для малышки.

      – Спасибо, – улыбаюсь.

      Он расплачивается, напрочь отказываясь даже смотреть в сторону моего кошелька, но я спорить не стала, и мы медленно идем обратно.

      Смешки прохожих вновь повторяются и мне становится стыдно.

      Степа это замечает и встает так, чтобы встречающиеся нам по пути домой люди, не соприкасались со мной, а с ним.

      Я ни слова не произношу, потому что если начну, то буду ощущать свою никчемность, и выдам обиду, которой быть не должно. Да и будет похоже на оправдание.

      Мы приходим в полной тишине домой. Я ухожу в дом, а он продолжает заниматься мангалом на улице.

      В какой-то момент я кружусь на месте и понимаю, что мне нужно выдохнуть.

      Облокачиваюсь на столешницу рука и опускаю голову.

      Внутри дрожит натянутая струна и хочу сдержать порыв закричать.

      Я нечасто ощущаю свое одиночество. Порой не придаю ему значения.

      Но стоит мне оглянуться, посмотреть по сторонам, все встает на места, и я плачу.

      Потому что тоскую по маме с папой. Тоскую по той жизни, что была. Не потому, что я не счастлива жить с дочерью, но если бы они были рядом, то, быть может… это серая пустота не была такой огромной и не сжирала меня иногда.

      Ощущаю, как маленькая слеза скатывается на кончик носа и капает на пол.

      Трясу головой. Не хочу этих мокрых глаз. Я не могу раскисать ради моей девочки. Я не могу.

      Лера вдруг начинает пищать и стучать по полу погремушкой.

      – Сейчас, милая, – отвечаю ей дрогнувшим голосом. – Мама, сейчас подойдет. Погоди.

      На мое плечо опускается рука, и я знаю, что это он. Но не оборачиваюсь.

      – Все в норме. Я сейчас.

      Прочищаю горло и встаю ровно, но по-прежнему не оборачиваюсь.

      Он стоит пару секунд и отходит.

      – Не торопись. Я возьму Агату на улицу. Присоединяйся.

      Дверь хлопает. И я выдыхаю.

      – Дурацкий день, – невесело хмыкаю и умываюсь.

      Прохожу мимо окна и вижу, как Степа играет с моей девочкой. Как она заливается от смеха. Мне обидно, что Рома не стремится с ней общаться. Она такая замечательная малышка, такая милая, а он… А он упускает важные моменты ее жизни.

      Никакие алименты не сравнятся с тем, что уходит безвозвратно.

      – Ну и вкуснотища получилась. Я почти поверил, что ты не умеешь мариновать мясо, – восхищаясь едой произносит Степа, снимая с шампура очередной кусок мяса с дымком.

      – Я не говорила, что не могу, – улыбаюсь. – Мой папа был мастером маринада и научил меня. Но даже с учетом того, что я знала каждый грамм специй, он ни мне ни маме этим заниматься не