Одно дыхание на двоих. Ника Никалео

вертелись переводчицы. Были и журналисты. Один из них, новостной журналист, узнал меня и решил, воспользовавшись ситуацией, убить, что называется, сразу двух зайцев.

      – Виола! Здравствуйте, вы меня помните?! – крикнул он вдогонку, когда я уже спускалась по лестнице в бювет.

      – Ах, Александр! Ну, конечно. Я еще не жалуюсь на память.

      – Можно небольшое интервью? Для новостей культуры.

      Мы разместились рядом с роскошным «Стенвеем» ради красивых фотоснимков. И этим привлекли внимание всех собравшихся. Даже глава областной администрации, как раз проходивший мимо нас с делегацией, удивленно осмотрел девушку, которую снимала камера, – улыбнулась с подтекстом Виола. – А после интервью я обследовала почти всю гостиничную площадь, побывав и в ресторане, и в бассейне, и даже в тренажерном зале. Потом, поглядев на часы, решила, что уже пора переодеться, и вернулась в убогую каморку.

      Постучав, я открыла дверь и от неожиданности окаменела. Помещение было заполнено оркестрантами. И прокурено так, что можно было вешать топор. Я даже не поняла сразу, куда девалась с вешалки моя одежда. Потому как и сама вешалка бесследно исчезла.

      – Господа хорошие, где же мое платье?!

      – Виола, а ты точно помнишь, что оставляла его именно здесь? – решил пошутить один слюнявый скрипач.

      – С чего бы это мне сегодня уже во второй раз напоминали о моей памяти? Я не шучу. Это мое личное платье, а не реквизит. – Я уже начинала нервничать, мой голос дрожал.

      – М-да-а, – протянул руководитель оркестра и по совместительству дирижер, – не хорошо волноваться вокалисту перед выступлением. Ребята, вероятно, понавешивали тут своего добра на твою одежду. А ну, быстренько разгребли!

      Оркестранты мгновенно демонтировали гору одежды, которая на самом деле «съела» вешалку. И на скрюченном скелете, помятое, как из сумки челнока, обнаружилось мое несчастное платье.

      – Боже мой, что же мне теперь делать?! – в отчаянии всплеснула я руками. – Я же не могу выступать в платье, пожеванном крокодилом.

      – М-да, ситуация… – прошептал с пониманием дирижер. – Надо что-то придумать. Мы же в гостинице. Здесь обязательно есть обслуживающий персонал, который мигом отутюжит твое концертное платье. Просто подойди к метрдотелю! – как само собой разумеющееся, посоветовал руководитель с улыбкой.

      Пораженная такой беспардонностью, я выскочила за дверь. Мне хотелось плакать от обиды и беспомощности. Я стояла, прикрыв глаза рукой, чтобы не выдать окружающим свое внутреннее возмущение. Вообрази себе, Кать, сколько бы стоило исправление такой ситуации в «Риксосе»! И вряд ли это можно было бы сделать быстро. Ведь дома утюжка одной четырехметровой юбки занимает около полутора часов! А в этом платье их три, не принимая во внимание сложность кроя. Я была так занята своими неутешительными рассуждениями, что даже не увидела, как напротив меня, в зале для приемов, мой знакомый журналист писал интервью