Психопатология в русской литературе. Валерий Гиндин

не гордой красотою

      прельщает юношей живых

      Она не водит за собою

      Толпу вздыхателей немых.

      * * *

      Однако все ее движенья,

      Улыбки, речи и черты

      Так полны жизни, вдохновенья,

      Так полны чудной простоты

      Но голос душу проникает,

      Как вспоминанье лучших дней

      И сердце любит и страдает

      Почти стыдясь любви своей».

      А вот образ, несчастной девушки Тани, подвергшейся групповому насилию отделения улан в деревне Ижорке, при переходе из Петербурга в Петергофский лагерь.

      Обратите внимание, что никакой жалости к изнасилованной девушке нет, а есть только садистическое сладострастие.

      Утром, когда уланы покидали ночлег:

      «Идут и видят: из амбара

      выходит женщина: бледна

      Гадка, скверна, как божья кара

      Истощена и ……..

      Глаза померкнувшие впали;

      В багровых пятнах лик и грудь

      Отвисла ж…… страх взглянуть

      Ужель Танюша? – Таня, ты ли?»

      И годом раньше:

      «… О небо, я клянусь, она была

      Прекрасна! Я горел, я трепетал

      Когда кудрей, сбегающих с чела,

      Шелк золотой рукой своей встречал.

      Я был готов упасть к ногам ее,

      Отдать ей волю, жизнь, и рай, и все

      Чтоб получить один, один лишь взгляд

      Из тех, которых все блаженство – яд!»

      Вот такое совмещение идеала содомского с идеалом Мадонны.

      «И будто видится сквозь пелену времени, как отчаянный юнкер в серой шинели, едва проспавшийся после угарной ночи, с душой, мутной от пьяного похмелья, стоит, прижавшись плечом к нежно-воздушной барышне, где-нибудь на Зимней канавке, прислушивается к вечерним выстрелам, – и уже по искаженной душе его, как по небу полуночи пролетает белокрылый ангел» (Б. Садовской).

      «Итак, прощай! Впервые этот звук

      Тревожит так жестоко грудь мою

      Прощай! Шесть букв приносят столько мук

      Уносят все, что я теперь люблю

      Я встречу взор ее прекрасных глаз

      И может быть… как знать… в последний раз».

      И еще одна характерная черта образа Лермонтова – это беспредельная печаль и тоска, идущие из самых потаенных глубин души поэта, этого «ночного светила русской поэзии», так сказал о поэте Д. Мережковский, проведя антитезу между Лермонтовым и Пушкиным, (Пушкин – «дневное светило»).

      В. Белинский заметил, что произведения Лермонтова поражают читателя безотрадным безверием в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувства…Страшен этот глухой, могильный голос нездешней муки:

      «И скушно и грустно – и некому руку пожать

      В минуту душевной невзгоды…

      Желанья…что пользы напрасно и вечно желать?

      А годы проходят – все лучшие годы».

      или:

      «На жизнь надеяться с�