Йарахонг. Город тысячи храмов. Наталья Гунина

же отдернул, но сильная рука уже вырвала вещицу из пальцев.

      – Это дурная штука, господин. Её надо оставить здесь.

      Линкей потряс головой. Рассудок прояснялся. Как он вообще мог помыслить о том, чтобы оставить поиски?

      – Арам, брось это. Сейчас же!

      Громила тряхнул рукой, будто так и хотел поступить, но кинжал остался в кулаке. Лицо Арама переменилось, глаза остекленели. Он пошатнулся и прижал клинок к груди.

      – Он хочет домой. Он так хочет домой. Я отнесу его и вернусь. Я быстро.

      – Сейчас же брось эту пакость! Его нельзя держать в руках!

      Линкей бросился к нему, чтобы выдрать злосчастную стекляшку. Арам отшатнулся и с коротким замахом ударил хозяина в лицо. Тот упал.

      – Домой. Он так хочет домой.

      Глаза Арама заволокло слезой, он развернулся и быстро зашагал прочь.

      * * *

      Ветер рвал дым в клочья и сносил в сторону, но клубы упрямо валили вверх, перекрывая звезды. Игнасий бежал домой. Знакомыми улицами, быстрее, быстрее.

      Он ждал дурного, но действительность оказалась хуже. Он думал, что готов к чему угодно, но всё равно на миг остолбенел, сердце пропустило удар. Как Всебесцветный Яэ… как боги допустили такое в благословенном Йарахонге! Как будто спустя восемьдесят лет мира и спокойствия ожили страшные истории про Последнюю войну, которые Игнасий, обмирая от ужаса, в детстве читал в книгах. Разрушения потрясали.

      Взрыв вырвал из здания кусок. Стена над разломом треснула и накренилась, готовясь вот-вот упасть. Обнажившиеся брусья перекрытия тошнотворно походили на рёбра в развороченной грудине. Внутри болезненным сердцем алело пламя. Кто-то выл, протяжно, монотонно, на одной ноте. Рассудок бесстрастно отмечал на мостовой обломки стены, брызги стеклянных осколков. Значит, взрыв произошёл внутри. Это означало, что…

      Из ступора Игнасия вырвал крик.

      – Эй! Не стой столбом! Мне одной его не вытащить. Дальняя лестница держится, беги там.

      Из верхнего окна, чуть правее разлома, по пояс высунулась Утара. Над ее измазанным копотью лицом светилось облако спутанных волос.

      – Да скорее же!

      Игнасий стряхнул оцепенение и метнулся мимо разрушенной стены через задний двор к узкой кухонной лестнице. Дверь, ведущую к ней, оставили полуоткрытой. Внутри было непроглядно темно и дымно. Пахло гарью, обожженной древесиной и еще чем-то удушливо вонючим. Он как мог прикрыл нос и рот рукавом и побежал вверх по ступеням. Споткнулся, чуть не упал, больно ударился локтем, и так, с разбегу, ворвался в рабочий кабинет отца Далассина.

      Здесь было чуть светлей. Паркет под ногами стонал и прогибался. У наружной стены, ближе к окнам, в полу зияла дыра, сквозь нее струйкой сочился дым. Нескончаемый вой вворачивался в уши. Далассин полулежал в глубоком кресле, бессильно свесив голову на грудь. Утара склонилась над ним, пытаясь растормошить, заставить двигаться.

      – Никак не приходит в себя. Придется нести. Ты бери подмышками, я за колени.

      Вот