Стоящие свыше. Часть IV. Пределы абсолюта. Бранко Божич

бы вам спросить об этом Муравуша, это он мастер запоминать такие подробности.

      – Не беспокойся, и Муравуша я спрошу тоже. И учти, что капитан бригады штрафников – не Огненный Сокол, он будет подчиняться мне беспрекословно. Так что твою память я могу и прояснить.

      – Не надо меня пугать. – Волчок вскинул глаза, но тут же зажмурился от солнца. – Память у меня от этого не прояснится. Мне показалось, что этот парень пытается за девочкой ухаживать, а она его ухаживания не принимает.

      – Вот как? А как на это смотрел Чернокнижник?

      Чернокнижник. Они понятия не имеют о том, что Спаска – дочь Змая.

      – Я не знаю. Никак. Я не обращал на это внимания.

      – А на что ты обращал внимание?

      – Я… Не знаю. Мы наблюдали несколько часов, а ничего не происходило. Они травили байки и говорили ни о чем. Когда речь зашла о чудотворах, Муравуш сразу же послал Варко к Огненному Соколу.

      Солнце давно село, а Красен продолжал и продолжал задавать вопросы. И Волчок лгал, и знал, что его можно уличить во лжи – достаточно допросить Муравуша и Градко. Но… Чудотворы не должны были узнать, что Спаска – дочь Змая… Волчок считал, что давно научился не выдавать внутреннего напряжения и сосредоточенности, отвечать спокойно и взвешенно. Раньше он знал ответы на любые вопросы, продумывал их заранее, а тут ему приходилось соображать на ходу. Чудотвор же умел спрашивать – гонял Волчка по кругу, выясняя одно и то же по нескольку раз.

      – Значит, никто ни разу не назвал этого человека по имени. Тебе это не кажется странным? – продолжал чудотвор бесконечный допрос.

      – Чернокнижник назвал его Живущим в двух мирах. Возможно, это было сказано не всерьез. А по имени его никто не называл. И имен тех троих вооруженных людей тоже никто не называл. Я за время этого разговора ни разу не назвал вас «господин Красен». Вы тоже по имени ко мне не обращались.

      – И девочку тоже никто не называл по имени?

      – Ее называли крохой. Это я запомнил.

      Давно перевалило за полночь, когда Красен наконец поднялся с чурбака.

      – Можешь возвращаться на заставу.

      – Во имя Добра! – бодро ответил Волчок, и чудотвор смерил его удивленным взглядом.

      Может, переиграл бодрость? Не было сил ни думать, ни сомневаться. От допроса человек устает, конечно, но если говорит правду – устает в несколько раз меньше, чем если лжет. И, добираясь до заставы, Волчок старался не показать усталости. Очень хотелось хлебного вина и одиночества. Спать хотелось тоже, слипались глаза, но стоило лечь под одеяло, и в голову полезли навязчивые и тревожные мысли: а что если Чернокнижник не убережет Спаску? Что если Волчок сказал о ней что-то лишнее? Он прокручивал в голове свои ответы на вопросы Красена, и искал ошибки, и холодел, отмечая какие-то неточности в словах, интонациях, взглядах. А если чудотвор будет допрашивать Муравуша с той же дотошностью… Эти мысли Волчок старался гнать, но получалось неважно.

      Он так и не уснул до самого рассвета, и только когда окошко, затянутое пузырем, порозовело, возвещая о начале нового солнечного