Стоящие свыше. Часть V. Абсолютный враг. Бранко Божич

надежды. А потом на смену страху, радости, надежде снова вернулась боль. Любовь – это боль и страх, и ничего кроме боли и страха…

      – Слава добрым духам! – выдохнул Милуш слишком громко и шустро соскочил с телеги, качая головой. Его осязаемое отчаянье сменилось осязаемой радостью и беспокойством.

      – Холодно, – выговорил отец, опираясь на его руки.

      – Сейчас. Тут мягко, сухо. – Милуш откинул дерюгу, которой была накрыта телега, там обнаружился непромокаемый плащ и несколько перин. – Ложись скорее и поехали. Спаска, да что же ты сидишь, помоги! Ему же больно, неужели ты не видишь?

      – Зачем… кроху?.. – спросил отец еле слышно.

      – Молчи, молчи! – рычал Милуш, укладывая отца на перины. – Спаска, там возле тебя фляга с водой. Дай ему воды.

      Лошадь испуганно дернулась, всхрапнула, но Милуш подхватил вожжи и дернул к себе. Битюги почему-то не так боялись отца, как другие лошади.

      Спаска еще не могла шевельнуться: она видела стену огня, она чувствовала, как жжет этот огонь, она на своей коже ощущала набухавшие и лопавшиеся пузыри…

      – Кроха, не смотри… – прошептал отец. Его бил озноб, и пересохшие губы размыкались с трудом.

      И она пришла в себя, ожила, и мир вокруг ожил, и мысли вернулись в голову, но вместо того, чтобы взять флягу, Спаска согнулась, закрыла лицо руками и придушенно вскрикнула:

      – Татка, таточка мой!

      А потом разрыдалась, причитая и не пряча слез. И сама не знала, плачет от радости или от горя…

      Милуш заткнул ей рот ладонью и сильно встряхнул:

      – Замолчи! Немедленно замолчи! Ну? Слышишь меня? Ты хочешь нас всех погубить?

      Она замолчала, но плакать не перестала. Милуш сам напоил отца и тронул лошадь с места.

      В Хстове полночь – самое тихое время. Телега ехала по пустынным светлым улицам, и шел дождь, и мягко ступали копыта без подков по мостовой, а Спаска все плакала, и слезы приносили облегчение и надежду.

      Из города выехали через узкие Тихорецкие ворота, и ночная стража, приняв положенную мзду, не спросила, кого и куда везут в столь поздний час. Только за мостом, на пустынном Паромном тракте Милуш заговорил:

      – Я ждал тебя возле храма Восхождения…

      – Я не смог дойти, – ответил отец.

      – Да, я это понял. Но у Чудотвора-Спасителя было слишком много людей. Сначала Надзирающие, потом побирушки, потом метельщик. Да еще эта глупая девчонка! Я сперва думал, что мальчика там нарочно оставили Надзирающие. Но потом присмотрелся и узнал… мальчика… – Милуш оглянулся. – Спаска, перестань плакать. Сейчас не время плакать.

      – Не трогай ее. Ты не понимаешь… – выговорил отец. – Кроха, слышишь? Все хорошо.

      – Она плачет от радости, а не от того, что все плохо… – проворчал Милуш.

      – Пусть плачет от радости, – ответил отец.

      – Тебе нужно много пить, – строго сказал ему Милуш, но посмотрел на Спаску. – И ожоги я бы закрыл повязками, будет легче. Нам ехать дня три на этой колымаге с этой клячей. И ведь ни