Итальянская штукатурка. Владимир Морж

ты? – не нашёл ничего более подходящего я.

      Она посмотрела на меня:

      – Плохо. Но уже легче. Зато Настя решила растянуть это удовольствие…

      – Маленькая она ещё. И когда же она явится?

      Дося тщательно разглядывала пустое зелёное поле:

      – Она не придёт. У неё было только два билета.

      – Лучше бы в театр…

      – Она хитрее, чем ты думаешь. Ты бы поверил, что она купила билеты в театр?

      Вопрос был риторическим, и я промолчал.

      Табло продолжало создавать иллюзию абсолютной полноты абсолютно пустой арены. Поле начали поливать: огромные струи воды в несколько рядов фонтанами поднялись над зеленью травы. И сразу потянуло холодом.

      Я снял ветровку и накинул Досе на плечи.

      – Спасибо…

      Начали включать освещение: постепенно, ряд ламп за рядом, пока всё поле не залило не только водой, но ярким слепящим светом. Как этот свет не мешает футболистам?

      И вот на трибунах начал вяло собираться народ, рассаживаться редкими островками в этой огромной чаше.

      Евдокия внезапно положила голову мне на плечо. Чувство нежности охватило меня, но я не решился её обнять.

      Потом она резко встала, скинула ветровку.

      – Жаль… Как жаль… – сказала она и я увидел слёзы у неё на глазах. Она ссутулилась, и пошла, удаляясь от меня, к лестнице, медленно поднялась по ней, пока не пропала в арке выхода и там пропала.

      Мы давно пропали друг для друга.

      Она не обернулась: незачем…

      Фонтаны иссякли, патрубки окунулись в мокрую траву и исчезли. Я опять почувствовал холод и надел ветровку. Она сохранила ещё тепло и запах Доси.

      Над стадионом желтела еле видная среди ослепительного света софитов полная луна. Через десять минут она скрылась за краем трибуны. Ушла, как Дося.

      Позвонил Насте. Она что-то щебетала и «дико извинялась», что не смогла прийти на матч, что в следующий раз.., что обязательно.., что всё равно будет интересно и без неё…

      Настроения смотреть футбол уже не было. Делать мне тут теперь нечего.

      7. Прорвало! Сегодня на штукатурке увидел трапецию. Долго разглядывал, пока не понял, что это – перевёрнутый стакан. Вспомнил разговор с Иваном Севастьяновичем.

      Я тогда решился узнать то, чего мне наш добрейший врач никогда мне не сообщит. Сначала я просто намекнул. Он пропустил слова мимо ушей, продолжая меня вертеть и диагностировать. Я выразился точнее.

      – В какой-то степени это зависит от тебя, твоего настроения. Если сдашься, то будет очень плохо.

      – Иван Севастьянович, вы только не кривите душой. Есть объективные причины смерти. Например, каким бы старик ни был деятельным оптимистом, он всё равно умрёт, рано или поздно.

      – Ключевое в твоей реплике: «рано или поздно»!

      – Так ведь и пытаюсь узнать: «рано или поздно», вам ведь прекрасно известно, что сдаваться я не намерен.

      – Я вспомнил вопрос о стакане, который для пессимистов наполовину пуст, а для оптимистов – наполовину полон…

      – Значит,