.

раз, Иван довольный и счастливый, вернулся в свою комнатку. Отведя душу, юноша смог, наконец, взяться и за работу.

      Сгорбившись за столом, Иван переписывал тексты до полуночи. Чёрная южная ночь уже царила над городом, крупные звёзды заговорчески перемигивались друг с другом. Узкий и кривой, как турецкий ятаган, лунный серп ярко блистал на небе. А Иван, при тусклом свете масляной лампы всё писал и писал тексты. Наконец, потирая слезящиеся глаза, он устало откинулся на подушки. Спина ныла, глаза слипались, но Иван был собой доволен – основная работа сделана и сделана хорошо. На завтра осталось, в общем, ерунда. Будет больше времени налюбоваться кинжалом, отдохнуть…

      Прислушиваясь к звонкой трескотне цикад за окном, Иван, зевая, стал готовиться ко сну. Снял халат, разложил подушки, и тут, тихонько постучали в дверь. Маленькая калмычка вынырнула из темени коридора.

      – Тебе чего? – юноша недоумённо уставился на служанку.

      – Ханум зовёт, тихо! – рабыня приложила пальчик к губам.

      С Ивана мигом слетел сон. Хозяйка зовёт в такое время, в полночь?! Растерявшись, он попытался, было выведать у калмычки, что случилось, но та покачала головой и исчезла. Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, Иван прокрался на женскую половину дома.

      Глава 12

      Витые серебряные светильники, слабо мерцая, едва освещали комнату хозяйки. Гульнара, в одних лёгких шароварах и накидке, чуть прикрывавшей грудь, лежала на подушках, задумчиво перебирая жемчужинки на ожерелье. Её голый живот светлым пятном выделялся в полумраке комнаты…

      Иван молча поклонился и застыл у входа.

      – Проходи, садись рядом… – проворкала турчанка, метнув на юношу быстрый взгляд.

      Иван примостился возле неё. Тишина стояла в комнате, только потрескивали фитили в лампах и пели цикады за стеной. Пьянящий аромат духов исходил от женщины, кружа голову…

      – Я нравлюсь тебе, Ива-анн?

      Поражённый вопросом парень, сначала опешил. Потом тихо ответил:

      – Вы же знаете, что нравитесь, ханум. Вы прекрасны, как пери, вас нельзя не любить.

      Лёгкая улыбка тронула губы Гульнары-ханум. Помолчав, она полуобернулась спиной к юноше:

      – Сними монисто, Ива-анн. Полагаю, на сей раз справишься…

      Вспотевший, с гулко бухающим сердцем, парень всё же быстро расстегнул застёжку. Аккуратно сняв ожерелье с шеи хозяйки, положил его на стоявший рядом столик.

      – Молодец! А слушай, Ива-анн… – турчанка, помедлив, смотрела на жёлтый колеблющийся язычок пламени светильника. – Тебе известно, что умрёшь страшной смертью, если Мустафа узнает, что ты был здесь, со мной. Не боишься?

      Иван сначала хотел, было гордо ляпнуть что ничего не боится и вообще не ведает, что такое страх. Но, пересилил себя, ответил просто:

      – Боюсь, ханум. Но что бы быть рядом с вами, что бы иметь возможность коснуться вас, я готов умереть!

      Гульнара