Один долгий день от рассвета и до сумерек. Владимир Геннадьевич Капустин

гостям, то они, как стояли, не раскрывая рта и не шевелясь, поодаль от входа в тамбур, то так и продолжили дальше стоять, безмолвно и отчужденно, как два неподвижных изваяния, как будто говоря своим внешним видом:

      «Мы – это не мы и эта хата не наша, а ваша; нас здесь почти нет, мы присутствуем лишь номинально; мы, мол, здесь так, чисто случайно; проходили мимо, заблудились и просим вашей помощи, но, в скобках отметим, что мы и сами не лыком шиты и еще посмотрим на ваше поведение, на то, как вы встречаете гостей и если что, то еще и укажем вам на неподобающее поведение, не постесняемся всю правду выложить вам прямо в лицо».

      От мужчины, стоявшего безмолвно и статично, как скала, исходило чувство какого-то напряжения, не смотря на подобие улыбки на его лице, и эту наэлектризованную, как перед грозой, атмосферу, привнесенную незнакомцем, невольно почувствовал Петр.

      Петр вдруг подумал о том, что черты лица мужчины, стянутые статичной маской, сейчас дрогнут, дрожь мелкой рябью пройдет по щекам и губам и он не выдержит внутреннего напряжения и взорвется от эмоций, как переполненный воздухом шарик. Потом он грубо захохочет и выпалит ему в лицо какую-нибудь нелепую и абсурдную фразу, похожую на нечто подобное:

      «Не на тех напали!».

      Почему Петр подумал, что незнакомец, ни с того, ни с сего, вдруг произнесет такую фразу, как «Не на тех напали!» было ему самому совершенно непонятно.

      «Не из строительной же люльки он вывалился и грохнулся башкой об асфальт, в конце-то концов! Зачем бы ему, потирая ушибленную голову, вдруг такое заявлять?

      Что за ерунда мне только в голову не приходит иногда»: подумал он.

      Глава 4

      После произнесения такой нелепой фразы мужчина по сценарию, спрогнозированному Петром в своей голове, должен бы беспардонно захохотать, но вскоре вероятно захлебнуться в смехе, перейти на продолжительный кашель и нечленораздельные всхлипывания и, в итоге, осознав, что совершил бестактную глупость, он должен бы извиняющееся захихикать.

      И, в конце концов, все должно закончиться обезоруживающей улыбкой, типа:

      «А мы чё? А мы ничё! Мы ничего такого не имели в виду! Нас просто неправильно поняли!

      И вообще, мы хорошие, хотим с вами дружить, в салки вместе играть, а вы тут сами бузу непотребную, понимаешь, устроили. Это все Вы! Вы! ….

      Ну, да ладно, мы вас прощаем, милостиво разрешаем вам руки нам подать и ввести в сей благословенный дом, заботливо поддерживая нас под ручки, а мы уж с важным видом себя понесем; будем торжественно шествовать, как корабль на морском параде; глазом не моргнем, морду тяпкой сделаем, даже если муха усядется на нос и дело свое непотребное и неблаговидное там сделает; видно у вас эти подлые мухи часто тут летают.

      А вы, все равно, можете в нас не сомневаться, мы свою миссию выполним на отлично, комар носу не подточит, муха не прожужжит супротив нас, а только всего что и сможет сделать, так это на носу свое маленькое подленькое дело втихушку обстряпать. Но такие мелочи не достойны нашего внимания. Мы не дрогнем. Сами мы то, ОГО-ГО! Богатыри! Не